Дмитрий Миропольский - American’ец [Жизнь и удивительные приключения авантюриста графа Фёдора Ивановича Толстого]

К тому времени, когда на кухне Фёдора Ивановича Толстого повар собирался облить сома соусом из горчицы и яблок — в голове британского посла события минувшей ночи постепенно встали на свои места.

— Выходит, этот Фёдор Толстой намеренно затеял ссору с Брэдшоу, желая стреляться вместо своего кузена? — уточнил сэр Уильям, и секретарь подтвердил:

— Несомненно, так. Он очень ловко всё устроил. Брэдшоу был оскорблён публично, и Толстой не оставил ему ни единого шанса для отступления. Получил вызов, потребовал стреляться немедленно, и они вместе с секундантами сразу же помчались за город… Всё произошло слишком быстро! Шансов уцелеть у Брэдшоу не было тоже: о свирепости и меткости этого русского слагают легенды.

— Что ж, — сэр Уильям растирал пальцами виски и говорил негромко, с хрипотцой, — судя по тому, что вы мне рассказали, графа вряд ли серьёзно накажут за убийство. Он ещё раз выйдет сухим из воды и только пополнит список своих побед. Но мы не можем оставить этот случай без последствий. И тем более не можем допустить, чтобы смерть британского подданного прибавила кому-то популярности. Если мы будем настойчиво обращаться к российским властям, это неминуемо станет известно в обществе и лишь вознесёт графа Толстого на новую высоту. Меж тем он заслуживает совсем другой участи. Как и бедняга Брэдшоу, который взывает о мести…

Наконец, британский посол принял решение.

— Вот что, — сказал он, — распорядитесь, чтобы мне подали настойку сарсапариллы. Голова просто раскалывается. Попытаюсь ещё ненадолго заснуть. Вызовите пока что Поляка. Когда приедет — проводите прямо в кабинет.

Поляком британцы называли меж собой помещика Василия Семёновича Огонь-Догановского: уж больно трудно выговорить такую заковыристую фамилию. Поляк и в самом деле происходил из польских шляхтичей. Большую часть времени обретался в российской столице, иногда ненадолго отъезжая по делам в Москву. Возможно, поместье приносило ему каких-то денег, но жил Огонь-Догановский совсем с других доходов.

Некогда Василий Семёнович состоял поручиком Петербургского драгунского полка и неосмотрительно оскорбил сослуживца, старшего по званию. Тот хлестнул наглеца плетью, у шляхтича взыграла кровь — и он с оружием в руках бросился на обидчика. Попытка убийства обернулась для Огонь-Догановского лишением чинов и заключением в Шлиссельбургскую крепость. Неизвестно, сколько бы он просидел, но через три года — весной тысяча восемьсот первого — по смерти императора Павла вышла амнистия, и Василия Семёновича освободили.

Тут его благосклонно приметил сенатский обер-прокурор Николай Петрович Резанов. Помог заново обжиться, свёл с нужными людьми… Скоро Василий Семёнович занял при Резанове то же место, что и Брэдшоу при графе Кэткарте: бывший драгун стал доверенным лицом обер-прокурора и оказывал своему покровителю разнообразные услуги — в том числе те, которые требуют не столько щепетильности, сколько скромности. Охотно сотрудничал с англичанами. А ещё обходительнейший, приятнейший в общении господин Огонь-Догановский был виртуозным карточным шулером и содержал в собственном полуподвале игорный дом. Для вроде бы нечаянных встреч и передачи взяток под видом крупного выигрыша — лучшего места не придумать. Уютное заведение было поднадзорно полиции, добрыми отношениями с которой Василий Семёнович весьма дорожил.

Поляк явился в английское посольство в тот час, когда братья Толстые уже воздали должное водке с бужениной, посмаковали ночное приключение, вздремнули — и снова сели за стол, где ждал их запечённый сом.

Скромно одетый, по-военному подтянутый господин лет тридцати перемолвился парой слов с секретарём посла, который проводил его потайной лестницей в кабинет. Там после непродолжительного ожидания Василий Семёнович встретился с графом Кэткартом.

Консервативный британец и в собственном кабинете отдавал предпочтение мебели мастера Чиппендейла, столь модной в ушедшем веке — лет тридцать пять назад, когда Уилл Кэткарт был ещё совсем молод. Искусная готическая резьба покрывала большие, поблёскивающие стёклами книжные шкафы и солидное бюро красного дерева; рисунок повторялся на удобных креслах. В одно из них, грузно опершись на подлокотники, опустился посол. Поляк остался стоять рядом с резными напольными часами.

— Надо полагать, вы уже знаете о печальном происшествии, — сказал сэр Уильям на хорошем французском и продолжил, не дожидаясь ответа: — Очевидно, вы знаете и того, кто отправил нашего друга Брэдшоу на небеса.