Борис Агуренко: Схватка [Повесть о ростовских подпольщиках]

Обо всем этом рассказывали Наливайко посланцы восставших. Они просили помощи, оружия. Каждый день приезжали посланцы восставших, но оружия и у самих подпольщиков было немного. Они смогли выделить несколько десятков винтовок и 20 тысяч патронов. Отправился в район восстания и отряд рабочих-дружинников.

Наливайко и Елена сообщали в Донбюро: «Восстание в округе нарастает, как снежный ком. Теперь Деникин должен воевать на два фронта. Наш фронт для него во сто крат опаснее, он вынужден посылать в наш округ один полк за другим, и тем ослаблять линию фронта».

Как и чем можно помочь героическим повстанцам? Их не пугают зверские расправы карателей, их не пугает малое количество винтовок, отсутствие пулеметов и артиллерии. Их ведет в бой сила революционного духа. Если бы еще оружие! Повстанцы ждали помощи из Ростова.

Этот вопрос обсуждался на заседании комитета и военного штаба. Васильев сразу занял жесткую позицию. Его крутые желваки так и ходили во время короткого, но энергичного выступления:

— Мы предупреждали таганрогских товарищей. Восстание в их округе преждевременно. Погибнут десятки, если не сотни людей, которые могли бы участвовать во всеобщем восстании. Поддержать это восстание сейчас— значит лишить себя людей и оружия на важнейший момент.

Наливайко возражал:

— Жизнь идет не всегда по нашим планам, восстание крестьян стало фактом, охватило уже огромный район с населением в пятьдесят тысяч человек. Льется кровь…

— Не надо давить на чувства, товарищ Наливайко. — Васильев положил на стол крепко сжатые кулаки. — Мы не меньше вас переживаем случившееся. Нельзя идти за эмоциями в таком сложном деле, как восстание!..

— Но если люди дерутся! — вмешался в спор Ткаченко (Кузнец Вакула). — Пока мы разговариваем да что-то взвешиваем на аптечных весах, они дают прикурить деникинцам. Бросить их я считаю преступлением, которого нам никогда не простят. И ты, Васильев, много берешь на себя!

— Зачем бросаться словами? — попробовал успокоить его Андрей. — Я вижу один выход— реальный и возможный: повстанцы должны пробиваться в сторону Мариуполя. Там наши недалеко.

— А села? Женщины, дети, старики? С обозами не пробьешься!

— А ты, Вакула, считаешь, что если пошлем тебя, еще полсотни человек, отдадим все оружие, какое у нас есть (а его, сами знаете, и так немного), вы сделаете перелом в нашу пользу, приблизите крах Деникина?

— Мне плевать на твое решение, — горячо и зло бросил Ткаченко. — Мне нечего делать в таком штабе, который воюет бумажками и весами. Я выхожу из штаба. И поеду сам с теми, кто захочет.

— Товарищи… — Васильев встал, — я расцениваю поведению Ткаченко как бузотерство, партизанщину, требую его наказания.

— Не надо, горячиться, — взяла слово Анна. — Давайте запросим срочным курьером Донбюро.

— Срочный ответ получим или нет, а время уйдет. Что я должен передать товарищам? — спросил Наливайко.

— Повторяю. Единственный выход — пробиваться к нашим.

— Хорошо, товарищ Васильев. Нам-то ты не запрещаешь участвовать в восстании?

— Если бы мог — запретил бы.

— Значит, не можешь. И на том спасибо.

Все, кто находился в этот пасмурный снежный день 16 февраля в Новочеркасске, в атаманском дворце, в зале заседаний понимали: Деникин мертвой хваткой свалил Краснова. Безнадежность сопротивления понимали самые верные сторонники Краснова.

Когда председатель Войскового круга Харламов предоставил слово главнокомандующему вооруженными силами Юга России генералу Антону Ивановичу Деникину, грянула овация, все встали и стоя приветствовали человека, к которому теперь были обращены взоры с упованием и надеждой.

Деникин стоял перед бушующим восторгом залам, растроганно улыбался, касаясь белоснежным платком кончиков усов. Выждав нужное мгновение, он поднял руку. Зал загремел аплодисментами с новой силой, но когда генерал спрятал платок в карман и вынул взамен несколько листков, зал быстро затих. Даже в этом сказывалась вековечная привычка казаков к дисциплине, к сильной руке.

— Господа, члены Войскового круга, — начал Деникин речь, — я так взволнован вашим приемом, так обвеян вашей лаской, что вряд ли сумею сказать все то, что хотел сказать, и сказать так, как хотел… С чувством душевного волнения, после года отсутствия, я вновь приехал в Новочеркасск, в тот город, где с огромным трудам, окруженные слепою стеной злобы, предательства и непонимания, три великих русских патриота Каледин, Корнилов и Алексеев начали строить заново русскую государственность. Я приехал исполнить свой долг: поклониться праху мертвых и приветствовать живых, чьими трудами и подвигами держится донская земля, — я приехал приветствовать Войсковой круг, олицетворяющий совесть, разум и волю Всевеликого войска Донского…