Владимир Муравьев - Слава столетия [исторические повести]

— Не знаю. Я не понимаю их языка.

— Песня довольно мелодичная, — сказала мать. — И похожа на турецкие…

— Она лучше, лучше… — горячо зашептал мальчик.

Господарь вздохнул:

— Дай–то бог, чтобы лучше…

А раненый прапорщик жаловался, тосковал и все равно надеялся, сам не ведая на что. На чудо? На судьбу? Он был юн, и все его существо противилось мысли о неизбежности несчастья.

12 июля был подписан мир, а 14‑го русские полки с оркестрами и развернутыми знаменами выступили из Прутского лагеря.

Молдавский господарь с остриженной бородой и переодетый кучером ехал в обозе. Турецкие лазутчики не смогли опознать его.

Кассандра и дети скрывались в каретах царицы.

16 января 1730 года в пятом часу вечера двадцатидвухлетний поручик лейб–гвардии Преображенского полка князь Антиох Кантемир шел по безлюдной Елоховской улице, направляясь из Лефортова к центру города.

Он возвращался домой после дежурства в Головинском дворце, где сейчас имел пребывание царь Петр II.

Идти было довольно далеко, к Покровским воротам.

Морозило. Дул ветер. Ранние зимние сумерки сгущались с каждой минутой. Редкие встречные с опаской поглядывали на поручика и прибавляли шагу.

Это необычное безлюдье московских улиц, несмотря на то что давно уже в столицу не собиралось столько народу, сколько съехалось в эти дни, производило странное и тревожное впечатление.

На 19 января было назначено бракосочетание юного четырнадцатилетнего царя Петра II с княжной Екатериной Долгорукой. В Москву съехались депутации от губерний, иностранные гости, провинциальное дворянство. На постоялых дворах за комнату платили втридорога, да и то почиталось за счастье, если удавалось ее заполучить. Свадебные торжества замысливались грандиозные. И по этому случаю, привлеченные многолюдством и надеждой на богатую поживу, в Москву отовсюду набежали лихие люди. Сначала пошаливали на окраинах, потом начали грабить в самом городе. Полицмейстер приказал увеличить уличные ночные караулы. Однако грабежей с каждым днем становилось больше, и караульщики, махнув рукой, вообще пропали с улиц, предоставив москвичам и приезжим самим заботиться о собственной безопасности. Оттого Москва в вечерние часы пустела и никто не выходил из дому на темные улицы без самой крайней необходимости.

Поручик шел, опустив голову, не глядя по сторонам и время от времени, при особо сильных порывах ветра, придерживая рукой треугольную шляпу.

Он думал о том, что, может, следовало бы подсесть к кому–нибудь в карету. И Мещерский приглашал, и граф Федор Матвеев, но ах как непросто воспользоваться их приглашением! Последние полтора года, с тех самых пор, как князь Антиох Кантемир из богатого наследника превратился в бедного гвардейского офицера, живущего лишь на жалованье, он стал болезненно щепетилен в отношениях с полковыми товарищами и всеми прежними знакомыми. Ему казалось, что у одних его бедность вызывает унижающую жалость, другие втайне смеются над ним. Поэтому теперь князь Антиох предпочитал одиночество.

Кроме того, по складу характера он был склонен к размышлениям, и долгий путь без спутников, когда можно свободно предаться мыслям и воспоминаниям, имел для него даже некоторую привлекательность.

Почти двадцать лет минуло с Прутского похода, после которого молдавский господарь Думитру Кантемир оказался в России. Царь Петр I щедро вознаградил его за утрату престола и богатства: в России ему был дарован титул светлейшего князя, дана большая денежная пенсия, вотчины с крестьянами на Харьковщине, в Севском уезде, села под Москвой, дома в Москве и Петербурге.

Кантемир, пожив недолго на Харьковщине, поселился в Москве.

Переезд в Москву Антиох помнил хорошо.

Жизнь в московском доме текла спокойно и размеренно. Самыми большими событиями в ней были несколько посещений царя во время его нечастых наездов в древнюю столицу из Петербурга.

Петр всегда являлся неожиданно. Пройдет, стуча башмаками, по комнатам, на мгновение остановится у картин и гравюр, развешанных по стенам, или у шкафа с разными редкостями, созданными игрой природы или искусством человека, громким хриплым голосом спросит что–нибудь, отец ответит, и они уединятся в отцовском кабинете.