Валериан Светлов - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Конечно, больше всего «столы ломились» от сосудов для питья. Ими наполнялся весь «поставец» — так назывался буфет в виде пирамидальной этажерки, у которой стоял дворецкий или буфетчик во все время пира, разрезая и отведывая кушанья, отпускаемые ключником из поварни. На этом поставце было немало больших вместилищ — ендовы, ведра с носками, четвертины [19] Сосуд, вмещавший четверть ведра жидкости. , кувшины, братины с крышками, из всех них добывали вино черпальцами, «судами» или ковшами. Но в особенном изобилии на поставце красовались сулеи [20] Бутылки. , корцы, кружки во восьмую ведра, чаши, кубки, бокалы, чарки, «достаканы» — обыкновенные и огромные, так называемые «стопы».

Когда царь вошел в столовую, его гости были уже более чем в веселом настроении, позабыв о своем «местничестве».

В одном конце стола думный дьяк Плещеев обнял князя Хованского, кичливого, гордого боярина, считавшего себя потомком Гедимина, и нашептывал ему что-то очень забавное, что, видимо, очень смешило князя, потому что тот громко хохотал и шлепал боярина по плечу, совершенно забыв, что потомку Гедимина не след брататься с худородным боярином — дьяком. В другом конце Воротынский и Трубецкой старались подпоить чудовского архимандрита и все подливали в его чарку то романеи, то мальвазии. Архимандрит пил, но старался внушить своим собеседникам, что не мешало бы родовитым князьям «обогатить нужды смиренной братии». А там юный князь Василий Васильевич Голицын, будущий знаменитый дипломат и возлюбленный царевны Софьи, чьи крестины он теперь справлял, склонив свою голову на плечо молодого князя Ромодановского, будущего сподвижника Петра Великого, несвязно лепетал:

— Послушай, Федор Юрьевич, помоги мне красавицу выкрасть. Неужто такая свинья будешь, что не поможешь?

Черные ястребиные глаза будущего вершителя человеческих жизней, неукротимого в жестокости князя-кесаря, блеснули удалью, и, стукнув чаркой по стакану, он сказал:

— А что ж, думаешь не могу? Покажи только девку!

Двое уже допились до бесчувствия и лежали под лавками; это были толстый князь Черкасский и думный дьяк Василий Семенов; слуги тщетно старались привести их в сознание.

Князь Пронский почти не пил или, вернее, не пьянел. Сидя с боярином Ртищевым, он молча слушал его, изредка вставляя несколько слов в плавную речь боярина.

— Посмотрю-ка я, как живут за морем, да посравню с нами, таково-то тоскливо мне сделается на сердце! — говорил Ртищев. — Земля наша обширна и могуча, а что толку? Справиться мы с нею не можем, людей у нас нет! Нет, пожалуй, и люди есть, да не о пользе государства они пекутся, а лишь о животе своем!.. А то вот такие еще, как ты, князь: и голова у тебя хорошая, и рода ты знатного, и служить бы тебе да служить царю и государству своему, а ты вот… тучи, тучи мрачнее. Какие недохваты у тебя, князь?

— Жизнь, боярин, опостылела!

— Эка, ведь что сказал! — отмахнулся Ртищев. — В твои-то годы, да и жизнь опостылела? Это все от безделья, князь! Займись делом — и тоски не будет.

— Каким делом-то? — уныло спросил Пронский.

— В послы просись! Вот мы никак с Яком Казимиром столковаться не можем, а ты в Польше уже бывал, язык, обычаи и свычаи знаешь.

— Так-то оно так, да не по душе мне Польша, — явно смутившись, возразил Пронский. — Мне хотелось бы Иверскую страну увидать — дюже любопытная, да и дело-то по душе.

Ртищев усмехнулся в бороду и, прихлебывая вино, шутя проговорил:

— Сказывают, грузинки больно хороши? Посмотревши на царевну, и впрямь скажешь— красавицы. Только спесивы!

Пронский молчал потупившись.

— Стало быть, это ты привел тех грузин? — кивнул Ртищев головой на князя Джавахова и Орбелиани, важно сидевших на противоположной стороне стола.

Лицо Леона Вахтанговича было бледно, глаза мрачно сверкали, то и дело останавливаясь на Пронском. Он просил царевну, чтобы она выхлопотала ему доступ на ужин к царскому столу, где, думалось ему, удастся поговорить с Пронским, а в случае чего и просить у самого царя за себя и за княжну. Но Пронский встретил его холодно и надменно и сел далеко от грузин. Некоторые из бояр подходили к грузинам, дружески заговаривали с ними, чокались и отходили; они оставались опять одни вдвоем и терпеливо ожидали выхода царя.

— Нет, не я, — ответил Ртищеву удивленный Пронский и, посмотрев на грузин, встретил злобный взгляд Леона. Но тотчас же он обратился к боярину: — Что ж, устроишь меня послом в Грузию?