Валериан Светлов - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— «Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся», — говорила низким, глухим голосом Марфуша, когда сухая горошина, заменившая кость, остановилась на одной из статеек.

— Что же это означает? — спросила с недоумением Ирина Михайловна. — Ты закинула, скоро ли выйду я замуж, а тут вышло о грехах.

— Стало быть, когда ты простишь все грехи, тогда и твои желания сбудутся, — не смущаясь, ответила Марфуша.

— А узнай-ка, кто будет моим суженым? — полюбопытствовала Татьяна Михайловна.

Марфуша подняла руку с горошиной и, бормоча заклинания, уронила ее на книжку.

— Ну, читай, читай! — торопили царевны.

— «Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли, Гога и Магога, и собирать их на брань», — прочитала гадалка, и улыбка мелькнула на ее тонких губах.

— Что это будет, мать моя? — с испугом спросила бойкая Татьяна Михайловна. — Значит, мой суженый… Ой, даже страшно на ночь слово такое вымолвить…

— Значит, что суженый твой в тюрьме сидит на краю света, а придет время— освободится и к тебе явится с великой ратью.

— Лучше на лучину погадай! — продолжала нетерпеливая Анна Михайловна. — Что-то несуразное вещает книжка твоя!

— Боярыня Елена Дмитриевна отчего не идет? — простонала между тем царица.

— Ну, не идет боярыня, и не надо, — довольно резко оборвала невестку царевна Анна, — а ты все стонешь и поиграть не дашь спокойно. И что тебе далась эта боярыня?

— А ежели невзначай да царь заглянет? Что тогда скажешь? — испуганно возразила царица.

— Ну, и пусть заглядывает, — беспечно ввернула Татьяна Михайловна, — ворожея и ему погадает.

— Да гадалка-то хваленая что-то неладное все говорит, — капризно заметила Ирина Михайловна.

— Не понимаете вы книжных слов, оттого это, — бесцеремонно проговорила Марфуша, — да и я не горазда по книжке-то гадать. Вот по руке, по звездам, еще… — Но она вдруг запнулась, пугливо озираясь.

— Говори, говори, не бойся, не выдадим!

— Нет… много лишних ушей здесь, — тихо произнесла Марфуша, так что ее слышали одни только царевны.

— Страшное что? — еще тише спросила царевна Ирина, сгорая от любопытства. — Что, скажи, голубушка!

— Тебе одной скажу, коли не выдашь?

— Забожусь, как только хочешь!.. Все схороню!

— Преклони ухо, — серьезно приказала гадалка и, когда царевна, чуть дрожа, исполнила это, еле внятно произнесла: — Души мертвых могу вызвать, они говорить будут…

Царевна, не дослушав, с заглушенным криком отпрянула от страшной ворожеи.

— Что, что она тебе сказала? — обступили царевну сестры.

Та пугливо глянула на цыганку, которая пристально посмотрела ей прямо в глаза.

— Ни… ничего! Она мне ничего не сказала, — оправляясь, произнесла царевна и тут же беспечно прибавила: — Ты когда-нибудь мне погадаешь… так!

— Как? — приставали сестры.

— На руку, — выручила царевну цыганка, — дай ручку и сейчас погадаю! — Она взяла маленькую руку царевны Татьяны, долго и внимательно разглядывала ее и произнесла: — Рука твоя хорошая: жизнь долгая, тихая и благочестивая… Только больших радостей у тебя мало будет, а крови, крови много увидишь! Ты-то будешь в стороне, а кровь вокруг тебя так и льется, много ее льется…

— Что это ты страсти какие говоришь? — остановила их царевна Анна. — Посмотри и мне. Неужели так-таки замуж и не выйду? — И она протянула гадалке свою руку.

— И твоя жизнь долгая и тихая. Только ты строптивее сестры. Жизни семейной что-то не видать! Не обессудь, царевна, нет у тебя суженого… а крови, крови тоже немало, и ты близко к ней стоишь… Ближе сестрицы!

— Оставь, ну тебя и с гаданьем! — вырвала свою руку Анна Михайловна.

— Царица, что ж ты не погадаешь? Сама звала ворожею, а теперь сидишь и ничегошеньки? — спросила одна из боярынь.

— Боязно мне в положении-то моем…

— Ничего страшного ворожея и не скажет, — заметила царевна Ирина — Да с той поры, как неправду мне сказала одна странница насчет жениха моего, не верю я ворожеям!

— А ежели, царевна, — проговорила Марфуша, — я покажу тебе твоего бывшего суженого, поверишь ли ты мне?

— Что же, покажи, тогда я поверю.

— Только не здесь, не здесь! — засуетились боярыни.

В это время в покои вошла Елена Дмитриевна. Она была бледна, ее голубые глаза глядели холодно и жестко; вокруг рта легла складка, придававшая ее красивому лицу угрюмо-злобное выражение.

— Звала меня, царица-матушка? — рассеянно произнесла она и села на скамью, не глядя ни на кого.