Валериан Светлов - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Войдя в дом, Пронский приказал слуге, стоявшему навытяжку у притолоки двери:

— Поди скажи боярыне, что, мол, князь Григорий Сенкулеевич челом бьет. Да чтобы скорее, не заставляла гостя именитого долго дожидать себя!

Слуга исчез, а Пронский стал прохаживаться по комнате. Черкасский снял шапку и шубу и сел под образа.

— Уф! — отдувался он. — Плотно пообедал, оно и тяжко.

— Сейчас Ольга придет с чаркою вина, — ответил Пронский, нетерпеливо поглядывая на дверь.

— Ольга — хорошее имя, первое на Руси христианское имя! — проговорил Черкасский.

Пронский ничего не ответил, но его лицо бледнело от злости, что жена долго не шла.

Он только что хотел послать к ней еще одного слугу, как вдруг дверь, ведшая в ее покои, тихо растворилась, и женщина в темном, почти монашеском платье, с подносом в руках, опустив глаза, вошла в горницу; шагнув прямо к Черкасскому, все не подымая глаз, она низко поклонилась, потом выпрямилась и остановилась, словно вкопанная, не промолвив ни слова.

Двери за ней остались полуоткрытыми; за ними виднелась такая же комната, в которой никого теперь не было.

— А Ольга?.. — грозным шепотом спросил Пронский.

Жена затрепетала, и поднос заколебался в ее руках.

Пронский с бешенством вырвал у нее поднос и, отдавая его слуге, приказал:

— Княжне отдать, чтобы сейчас же сюда шла!

— Князь Борис Алексеевич!.. — надорванным голосом начала было просить княгиня, но Пронский, закипая гневом, только взглянул на нее, и она тотчас же робко умолкла.

Слуга поспешно вышел с подносом.

— Ольга не одета… как тому подобает! — прошептала княгиня и взглянула в первый раз на мужа.

Пронский не успел ответить, как уже вернулся смущенный слуга и сказал, что княжна не выйдет, потому что не одета.

Князь Борис закусил губы, кинул злобный взгляд на жену и вихрем умчался из комнаты.

— Князь… батюшка! — обратилась Пронская к Черкасскому. — Откажись ты, ради Господа, от Олюшки!.. — И она с мольбой протянула к нему руки.

Князь Григорий попыхтел и ответил по малом размышлении:

— Люба дочь мне твоя, княгинюшка, силушки-то и нет отказаться…

Он замолчал, словно поперхнулся, встретив печальный, полный укоризны взгляд Пронской.

— Как же люба, коли ты ее ни разу не видывал? — спросила она его.

Черкасский отвел от нее смущенный взор.

Княгиня Анастасия Петровна была из рода Репниных; богатой сиротой выдали ее родственники, не спросясь, за двадцатидвухлетнего Пронского, именитого, но не богатого княжеского сына, известного уже по всей Москве своими зловредными похождениями и необузданными кутежами. Князь женился на сироте только из-за богатства и сразу же стал обхаживать ее, чтобы она передала ему в полную собственность все свои поместья, вотчины и деньги. Молодая женщина, доверчивая, любящая всем своим юным сердцем, привязалась к своему красавцу-мужу и, конечно, охотно отдала ему все. Ему только и нужно было этого. Едва родилась дочь, он окончательно покинул ее. Однако, прежде чем расстаться с нею, он ежедневно терзал ее — сперва нравственно, а когда она решительно отказалась идти в монастырь, то и телесно…

В какие-нибудь пятнадцать лет супружеской жизни когда-то цветущая, здоровая девушка превратилась чуть не в настоящую старуху. Ее густые черные волосы, вырванные мужем клочьями, поседели и едва прикрывали ее череп; стан согнулся, потому, что князь годами держал жену в каморке, в которой она не могла выпрямиться; пальцы на руках были сведены судорогами, ноги опухли от ломоты, которую она нажила, проводя длинные месяцы заточения в холодных и сырых подвалах. И только ее глаза, хотя и потускневшие от слез, все еще свидетельствовали о былой красоте и о том, что жизнь еще теплилась в этом изможденном, настрадавшемся теле.

— Откажись, князь! — с мольбой прошептала княгиня, обращаясь к Черкасскому. — Ну, какая Олюша тебе невеста?

— Чем же я не жених? — осклабившись, спросил князь.

— Олюшке еще и семнадцати лет нет…

— Оно и лучше, такую жену мне и надо; по крайности покорлива будет, — сказал князь с замаслившимся взором.

— Какое же счастье, если она тебя не любит?

— Небось, после полюбит! — с нехорошим смешком ответил князь.

— Побойся ты Бога! — заломила руки Пронская. — За что хочешь сгубить ты ее?

— Чай, отцу лучше знать, что требуется для счастья его дочери! — раздражительно возразил князь.

— Отец! — с невыразимой горечью промолвила Анастасия Петровна. — Какой он отец? Он хуже лютого ворога своему родному детищу.