Лев Жданов: По воле Петра Великого: (Былые дни Сибири)

Оставшись один, капитан потускнелым взором блуждал от лица к лицу, от фигуры к фигуре и с особенным удовольствием любовался молодой красоткой, без устали продолжавшей услуживать гостям.

Когда же Каниц остановил её и они стали пить из одной кружки, гримаса досады так и передёрнула лицо гиганта.

Когда Минна подошла и хотела взять его пустую кружку, он так же, как за несколько мгновений назад Капиц, обхватил стан девушки, притянул её совсем к себе на колени и, ничуть никого не стесняясь, стал целовать её прямо в губы.

— Не спеши... Я и подождать могу... Вот как ты устала... Лицо красное, глаза горят... Отдохни немного... — на своём смешном, немецко-голландском языке стал ласково уговаривать капитан.

Она сначала осторожно, молча, хотя и настойчиво старалась высвободиться из железных рук великана-гостя. Но видя, что все попытки напрасны, заметив, что брови его уже начали сдвигаться и хмуриться, девушка подчинилась ласке с покорностью овцы и с застывшей, деланной улыбкой ремесленницы.

И только избегая взора Каница, который сейчас же вернулся, сел за дальний стол и теперь горящими глазами смотрел на неё, Минна отвернулась к стене, почти совсем уткнувшись лицом в плечо капитану; из-за высокого стола видны были только по грудь эти оба мощные торса, близко слившиеся друг с другом.

Бледнея и краснея попеременно, юноша глядел на сцену, переходящую за грань самых вольных шуток.

Гиганта раздражал этот немой укор. Но хмель и близость Минны заставляли на время забыть и пренебречь всем остальным...

— Неужели же он так забудется... При всех позволит себе?.. — рвущимся от волнения голосом совсем громко спросил Каниц у Брюсса, следившего за игрой в карты, но не принимающего в ней участия.

Обернувшись на голос офицера, Брюсс окинул изумлённым взглядом смельчака. Но на лице юноши лежала такая смесь негодования и внутреннего страдания, что старик решил успокоить и остановить неосторожного.

— Наконец, так пристыдить девушку! — не выждав и ответа, торопливо продолжал негодующим тоном Каниц. — Какая бы она там ни была... Неужели же он решится?..

— Он?! — спокойно, негромко заговорил Брюсс. — Эхе! Дружище! Бранденбургская София-Шарлотта — не такой девке чета... И целая свита была за дверьми, рядышком... А капитан разве не пошёл на неё в атаку, будучи также сильно под Бахусом... Вот как и теперь... Еле отбоярилась немочка.

— Но это ж неучтиво, наконец! — не вытерпев, совсем громко произнёс возмущённый голландец. — Общую прислугу задерживать у себя одного...

И юноша опять в упор поглядел на парочку, которую в этот миг все присутствующие намеренно не тревожили даже взглядами.

Гигант, весь занятый своей мимолётной подругой, ничего не мог сейчас ответить. Но его небольшие, глубоко сидящие, огненные глаза из-под нависших бровей с такой злобой и негодованием сверкнули на юношу, что тот невольно поёжился от страха.

И тут же, словно устыдясь минутной слабости, Каниц снова, ещё упорнее, вызывающе дерзко стал глядеть на обоих.

Гигант отвёл глаза и, нахмурясь, продолжал ласкать девушку. Прошло около минуты.

Потом, внезапно столкнув её с колен, он откинулся к стене, словно бы желая передохнуть от усталости.

Минна, неловко оправляя корсаж, не поднимая глаз, выскользнула в соседнюю комнату, как будто за вином.

Настала временно сравнительная тишина, нарушаемая только звоном золота, которое перебрасывали на игорном столе.

— А теперь, — неожиданно, громким, хриплым баском обратился гигант к Каницу, — и ты, молодой человек, вон ступай из компании.

— Как?.. Вон?.. Почему?.. За что?.. — невольно подымаясь с табурета и багровея до корней волос, спросил опешивший голландец.

— А за то... не ходи пузато!.. — вставил русскую поговорку в свой голландский говор капитан. — Вести себя не умеешь. Глядишь, куда не надо, когда не следует... Небось, девчонки и на тебя хватило бы! Всю её не зацелуют... А позавистничал не ко времени и некстати — так за хвост да и вон! Таков у нас обычай!

И капитан стал спокойно раскуривать свою погасшую коротенькую трубку.

Широкая, крутая грудь низкорослого, но сильного голландца так и заходила ходуном, кулаки сжались. Он сделал решительный шаг вперёд.

Все присутствующие, побросав игру и разговоры, невольно обратили внимание на сцену, которая так шумно и внезапно стала разыгрываться перед их глазами.

Ментиков, Виниус, артиллерийский надзиратель, хозяин горных дел и Сибирского приказа, сибирский царевич Арслан, Василий Алексеевич Ягужинский и ещё кое-кто помоложе сделали движение, как бы готовясь стать на защиту капитана. Остальные — насторожились и стояли за Каницем, чтобы остановить его, когда понадобится.