Елена Раскина - Час Елизаветы

Раньше – это Иванушка знал наверняка – они с матерью были не узниками, а всего лишь сосланными знатными особами и жили (под надзором, конечно) в небольшом северном городке, название которого он так и не смог вспомнить, сколько ни старался. Это название ускользало от него, уходило, таяло, как смутный и печальный сон. В те времена мать называла его Иванушкой и то и дело отчаянно прижимала к себе, словно боялась разлуки.

Отца Иванушка не помнил, братьев и сестер – тоже, в подвале его памяти каким-то чудесным образом уцелел только образ матери, да и тот был так неясен и непрочен, как будто в любую минуту мог растаять. Иванушке не исполнилось и пяти лет, когда его разлучили с матерью, которая, вырываясь из рук удерживавших ее солдат, что было силы кричала: «Иванушку не трогайте! Не трогайте Иванушку!» Но вмешательство матери не помогло – мальчика посадили в карету и повезли из одной тюрьмы в другую.

С ним ехал офицер, который, по-видимому, жалел Иванушку и следил за тем, чтобы ребенок не мерз в дороге, был тих и спокоен. В те далекие, полузабытые времена Иванушка еще мог видеть северное небо, снег, чувствовать прикосновение ветра к лицу, но потом и эти отпущенные ему скромные земные радости исчезли без следа. Осталась комната, больше похожая на камеру, тюремщики, которые приносили ему еду и питье и называли почему-то Григорием и иногда, как редкий и светлый праздник, – книги.

Тот добрый офицер, который долго, несколько недель, вез Иванушку из одной тюрьмы в другую, в дороге от нечего делать выучил с ним азбуку. А тюремщики, следуя распоряжению некой неведомой Иванушке, но могущественной особы, заточившей несчастного в крепость, приносили безымянному узнику Евангелие и Святцы.

«Кто я?» – спрашивал Иванушка у тюремщиков. «Арестант Григорий», – отвечали они, но узник помнил, что в детстве его называли по-другому, и был он, вероятно, большим человеком, – может быть, даже императором. Кто такой император, Иванушка знал с детства. Его мать, правда, называла себя великой княгиней Анной Леопольдовной, но успела рассказать мальчику, что в младенчестве он был властителем огромного государства, но корону у него отняли. Кто отнял, Иван так и не понял, но от доброго офицера узнал, что Россией правит новая императрица с красивым, звучным именем Елизавета и эта царица чудо как хороша. Стало быть, это она обрекла их с матерью на несчастья и вечное заточение.

В восемь лет Иванушка тяжело заболел. Метался в бреду, звал мать. Врача к нему не допустили. Надеялись, что несчастный и не нужный новой власти ребенок сам по себе умрет от оспы. Но он выжил. Выжил потому, что в бреду видел у своей постели мать: она сидела рядом, на убогой деревянной табуретке, шептала слова утешения и ласки. На ней было все то же знакомое ему до сердечной боли темное платье, но глаза источали не печаль, а свободу. Тихая и светлая гостья приходила к Иванушке, мальчик чувствовал прикосновение ее прохладных пальцев к своему горячему лбу, слышал ласковый шепот и сам разговаривал с ней – душой.

Когда Ивану исполнилось пятнадцать, его перевезли в другую тюрьму. Везли зимой, глубокой ночью. Тогда он в последний раз успел увидеть снег и глотнуть свежего, морозного воздуха перед там, как навсегда лишиться и того и другого. Арестант Григорий стал узником Шлиссельбургской крепости, а его оставшаяся в Холмогорах семья ничего не знала о мальчике. Иван часто спрашивал тюремщиков, в чем его вина, почему его всю жизнь держат взаперти, но те отвечали, что арестант Григорий – государственный преступник и злоумышлял против императрицы Елизаветы. «Да как же злоумышлял?» – спрашивал Иванушка, не помнивший за собой никаких преступлений, но на его дальнейшие расспросы тюремщики и не думали отвечать. Император Иоанн Антонович, в младенчестве лишившийся трона благодаря цесаревне Елизавете и ее гвардейцам, не должен был ничего знать о себе.

Иванушку держали в тесной комнате с одним-единственным узким оконцем, дневного света он почти не видел, солнце заменяли огарки свечей. Узник почти не отличал ночи от дня, не следил за течением времени. Иванушка жил в зыбком мире видений, которые с лихвой заменяли ему реальность. Разговаривал с матерью, рассказывал ей о каждом прожитом дне, читал Евангелие, представлял себе Иисуса в темнице и жестокосердных римских солдат, надевших на голову Спасителю терновый венец. Иванушке казалось, что эти солдаты похожи на Власьева и Чекина, его тюремщиков, которые всякий раз называли безымянного узника злодеем, но при этом не рассказывали, в чем именно состоят его преступления.