Марта Холл Келли - Девушки сирени

Зузанна взяла ее за плечи:

– Расскажи ей, мама.

– Он пошел искать тебя, – с трудом сдерживая слезы, сказала мама.

– Может, он на почте, – предположила сестра. – Пойду посмотрю.

– Не надо, не ходи, – взмолилась я. – Вдруг самолеты вернутся.

Страх, как электрический угорь, вполз в мою грудь. Я вспомнила тех бедных женщин, что лежали на поле…

– Я схожу, – сказала Зузанна. – Не волнуйтесь, я вернусь.

– Можно, с тобой? – попросила я. – Я могу пригодиться в больнице.

– Почему ты постоянно делаешь глупости? Папа ушел из-за тебя. – Зузанна натянула свитер и подошла к двери. – В больнице без тебя обойдутся. Ты все равно умеешь только бинты скатывать. Оставайся дома.

– Не уходи, – настаивала мама, но Зузанна решительно переступила порог.

Она всегда была сильной, как папа.

Мама подошла к окну и стала собирать с пола осколки, но у нее так дрожали руки, что она бросила это дело и вернулась ко мне. Мама пригладила мои волосы, поцеловала в лоб, а потом крепко-крепко обняла и все повторяла: «Я люблю тебя, я люблю тебя…»

Я люблю тебя.

В ту ночь я легла с мамой, но мы обе спали вполглаза – все ждали, когда вернутся папа и Зузанна. Псина, как настоящий домашний питомец, спала у нас в ногах, спрятав голову под крыло. Когда папа задолго до рассвета вошел в дом, она сразу встрепенулась и закудахтала. Папа в перепачканном пеплом твидовом пиджаке замер на пороге спальни. У него всегда было грустное лицо, как у бладхаунда. Даже на детских фотографиях у него опущены уголки рта и брови домиком. Но в ту ночь свет из кухни отбрасывал тень на лицо папы и делал его еще печальнее, чем обычно.

Мама села на кровати.

– Ад? – Она откинула одеяло и подбежала к папе. Два черных силуэта на фоне освещенного дверного проема. – Где Зузанна?

– Я ее не видел, – сказал папа. – Касю я не нашел и отправился на почту, там сжег во дворе все свои документы. Всю информацию, которую захотят получить немцы: имена, адреса, списки военных. В Варшаве они заняли почтамт и прервали телеграфную связь, так что мы – следующие.

– А что они сделали с персоналом? – спросила мама.

Папа посмотрел в мою сторону и не стал отвечать на этот вопрос.

– По нашим расчетам, немцы войдут в город уже на этой неделе. И первым делом придут к нам.

– К нам? – Мама плотнее запахнула халат.

– За мной. Я могу оказаться для них полезным. – Папа улыбнулся, но его глаза были грустными. – Они захотят использовать почтамт для своих коммуникаций.

Никто не знал почтамт лучше папы. Сколько я себя помнила, он всегда им управлял. Знает важные секреты. Папа – патриот. Я была уверена в том, что он скорее умрет, но ничего немцам не расскажет.

– Откуда им знать, где мы живем?

Папа посмотрел на маму, как на ребенка.

– Халина, они не один год все это планировали. Будем надеяться, если меня заберут, то подержат какое-то время, я все-таки для них что-то значу. Выжди два дня. Если ничего обо мне не услышишь, уходи с девочками на юг.

– Англичане нам помогут, – забормотала мама. – Французы…

– Никто нам не поможет, любовь моя. Мэр эвакуируется, а с ним полиция и пожарная бригада. Так что сейчас мы должны спрятать все, что сможем.

Папа достал из комода шкатулку с мамиными украшениями и бросил ее на кровать.

– Для начала помой и высуши все жестяные банки, какие найдешь. Надо закопать все ценное…

– Но, Ад, мы ничего не нарушали. Немцы – культурные люди. Это все Гитлер, он словно заклятие какое-то на них наслал.

Мамина мама была чистокровной немкой, а отец – наполовину поляк. Даже спросонок она была очень красивая – нежная, но не хрупкая, натуральная блондинка.

Папа взял ее за руку:

– Твои культурные люди хотят, чтобы мы ушли и освободили для них место. Ты это понимаешь?

Он начал обходить квартиру, складывая в металлическую коробку с шарнирной крышкой все самое для нас важное: мамин сертификат медсестры, свидетельство об их браке, мамино колечко с рубином и конверт с нашими семейными фотокарточками.

– Доставай мешок под пшено. Это мы тоже закопаем, – велел папа.

Мама достала из-под раковины холщовый мешок.

– Они, скорее всего, будут обходить дома – искать польских солдат, – понизив голос, растолковывал папа. – По радио передали новый порядок. Польша как страна теперь не существует. Польский язык запрещен. Все школы закрываются. Вводится комендантский час. Тот, кто вышел из дома в комендантский час, должен иметь специальный пропуск. Оружие, лыжные ботинки и любые продукты питания сверх установленной нормы для нас под запретом. Хранение всего перечисленного карается… – Папа снова посмотрел на меня и решил не продолжать. – Думаю, они будут просто брать то, что им захочется.