— Против таких голосов, какие на листе поставлены, разве хто посмеет! — уверенно проговорил Бестужев. — А ежели нужда будет, нынче же ихние все подписи соберу! Весь народ слёзно просить о том же государыню чуть свет станет… Разве не бывало так!.. Надобен глас народный — и раздастся сей глас…
— Как глас Бога!.. Чудодей вы просто, Алексей Петрович! — долгим взглядом измерив его, отозвался Остерман. — Мало я вас знал до сей поры. Только теперь вам цену вижу. Чудодей!..
И он, решительно нажав дверь, первый прошёл в опочивальню Анны, почти не поддерживаемый спутником.
Бирон, увидя входящих, разглядев бумагу в руках Бестужева, сразу понял, что победа на его стороне.
Первым делом он кинулся к столику, в рюмку воды накапал двойную дозу лекарства и, стоя с ним наготове, негромко, но внушительно обратился к Анне, продолжающей мерно и тяжело дышать в своём полусне:
— Государыня… вот… пришли… Граф Андрей Иваныч и Бестужев. Важные дела. И время принимать микстуру вашему величеству. Государыня!
Рюмка была поднесена почти к самым губам больной. Знакомый запах лекарства и голос фаворита вывели её из забытья.
— Пи-ить… Да!.. Давай…
Опорожнив рюмку, она слабо закашлялась, но сила двойной порции лекарства сказалась быстро. Оживляясь, она повела головою и спросила:
— Ты что-то говорил сейчас, Яган, кто пришёл?
— Пришли с бумагою для подписи, государыня…
— Хорошо… Положи тут… Сейчас! — ещё не имея сил стряхнуть с себя дремоту, пробормотала Анна и тяжелее зарылась в подушки.
— Что делать! Очень слаба государыня! — пожимая плечами, обратился к Остерману фаворит. — Может, обождёте? Или оставьте… Я уж сам, когда будет подписано, принесу туда.
— Вестимо, уж вы сами лучше, ваша герцогская светлость! — первый выскочил с ответом вечный приспешник Бестужев. — Тут мы ещё обеспокоим высокую больную…
Остерман выдержал лёгкую паузу и с тонкой, любезной улыбкой подтвердил:
— Да. Лучше уж вы. Мы там подождём…
Снова, как и при входе, отдал низкий, почтительный поклон императрице и вышел, тихо, печально покачивая головой.
У дверей его встретил Миних, оттеснил Бестужева, сам повёл Остермана к дивану и тихо по дороге спросил:
— Что? Как?
— Конец близко! — с глубоким, искренним вздохом ответил граф.
— Все в воле Божией! — подымая к небу свои ещё блестящие, красивые глаза, проговорил Миних. Оба стали негромко беседовать между собою, пользуясь тем, что среди общего смутного говора, наполняющего покой, терялись их тихие голоса…
Бирон, поплотнее затворив двери за ушедшими, вернулся к постели и, устремив выжидательный взгляд на Анну, осторожно заговорил:
— Что, государыня… теперь лучше тебе?
Возбуждающая сила лекарства быстро возрождала силы больной. Видя это, он, не дожидаясь даже ответа, торопливо обмакнул перо и подал государыне, предварительно расправя устав о регентстве на подушке так, чтобы можно было поставить желанную подпись где следует.
Но Анна ещё плохо сознавала, что творится кругом.
— Легче, спрашиваешь? — слабо заговорила она. — Да, легче… Только вот в голову сильно вступило… Што такое?.. Даже искры в глазах… Повыше бы мне!..
С досадой откинув перо, Бирон приподнял с трудом грузное тело больной за спину, засунул туда комками подушки, так что она очутилась в полусидячем положении. Потом снова подложил ей для подписи бумагу, устроив под ней из книги род пюпитра, чтобы лучше вышли буквы.
— Теперь — можно… Пиши, государыня!
Анна пошевелила было пальцами, готовясь машинально ухватиться за перо и писать. Но лекарство вместе с притоком физических сил вызвало и прилив ясного сознания, освежило усталую память.
— Што за лист? — спросила она, опуская руку снова на одеяло. — Какая подпись? Я же подписала уж о сукцессии. Што же тут?..
— Да я ж говорил! — досадливо поведя плечами, заговорил почти раздражительно Бирон, встревоженный неожиданной неподатливостью больной. — Все там… министры, генералы, сановники высшие… Все! Просят они тебя, государыня, вручить мне одному правительство при будущем малолетнем императоре. Вот их подписи. Петиция всеподданнейшая… Читать ли?
Анна отрицательно покачала головой.
— Видишь, не я сам то выдумал! — всё сильнее и сильнее повёл речь упрямый фаворит. — Другие все главнейшие просят. Сам Остерман, враг мой заклятый, принёс тебе устав… Вот его подпись. Он сам признает, что не может стать выше меня в делах царства. А кто же ещё у нас равен сему осторожному, мудрому правителю? Видишь, государыня? Твой верный друг и слуга… Бирон… И другие ценят его, не менее, чем ты сама! Изволь же подписать. Ждут там. Надо немедля взяться за дело. А без этой бумаги я не могу…
Читать дальше