Лев Жданов - В сетях интриги. Дилогия

Но в этой шутке было больше злости, чем правды. На чужбине одноплеменники всегда охотнее и легче сближаются между собой, если даже страсть и любовь не играет здесь никакой роли…

Миновала первая зима, и Александр не только сблизился с Адамом, но даже ввёл его в свой семейный круг, объявив жене:

— Вот я тебе приведу этого человека, мой друг. Увидишь, какое это редкое явление, особенно при нашем дворе. Умён, образован, честен. Любит людей и красоту, философ в лучшем смысле этого слова, несмотря на молодость. Словом, если бы я не знал Лагарпа раньше, я бы сказал, что это лучший из всех людей, каких я встречал на свете…

— Уж не влюблён ли ты в своего нового друга, Александр? Это случается иногда с тобою… — с ласковой улыбкой спросила Елизавета. — Смотри! К дамам, к фрейлинам своим я уж не ревную. Привыкла. А тут?.. Правда, он очень красив и обаятелен даже… Должно быть, правда очень умён этот твой князь Адам…

— Ого! Ты и сейчас его хвалишь, как ещё никого никогда до сих пор. Смотри сама не увлекись. Я, конечно, тоже ревновать не стану. Но это человек, с которым шутить и опасно, и не следует, по-моему… Ага, теперь пришёл твой черёд краснеть, милая жёнушка! Ничего. Я знаю тебя, узнал князя Адама… И что бы ни случилось, не боюсь за будущее!..

Быстро освоился князь Адам в семейном кругу Александра, как умел это делать везде. А брат его Константин занял такую же позицию у своего тёзки, взбалмошного, но впечатлительного младшего внука Екатерины. Княгиня Анна — просто душою ожила, когда на горизонте её тяжёлой жизни появился этот весёлый, шумный князь Чарторижский-младший, умеющий отлично влиять на вспыльчивого и несдержанного Константина.

Быстро, совершенно естественным образом обе княжны Четвертинские, тихие и застенчивые в обществе, но живые, обаятельные, резвые как кошечки в своём кругу, тоже вошли в интимный кружок, образуемый двумя молодыми парами августейших супругов и братьями Чарторижскими.

— Кадриль пополнилась окончательно! Можно играть ретурнель! — снова съязвил Ростопчин. Но все понимали, что в остряке говорит затаённая ревность и зависть к быстрым успехам, завоёванным приезжими князьями с Литвы. И никто не придал значения этой шутке, несмотря на то, что в ней был вещий смысл…

Особенно тесно сблизился Александр со своим новым другом именно этой весной, когда жизнь в Таврическом дворце, чуждая многих стеснений придворного этикета, давала больше простора и досуга великому князю.

Часто по утрам целыми часами гуляют они вдвоём или втроём, с Елизаветой, беседуют, делятся заграничными новостями, которых так много приходит ежедневно со всех сторон. А то сидят на скамье в тени, и читает князь Адам какую-нибудь интересную, новую книгу, а те слушают, обмениваются впечатлениями…

Так вот и сейчас. Несколько прочитанных заграничных журналов и газет белеют на скамье у пруда, где сидели раньше втроём Александр, Елизавета и Адам.

Последний читал, те слушали, и молодая женщина кормила сухарями лебедей, которые уже знают стройную фигуру княгини в её светлом утреннем наряде и тянут стройные сверкающие белые шеи свои к этой белой и чистой, прекрасной, как лебедь, женщине.

От обсуждения текущих политических новостей незаметно мужчины перешли к лёгкому спору на тему, что лучше: строгий закон наследственного замещения престола или избрание нового главы государства каждый раз по воле народа?

Как ни странно, но внук самодержавной, великой императрицы всероссийской стоял за последнее, а магнат бывшей Речи Посполитой, сын вольного народа, до того вольнолюбивого, что единичное «не позвалям!» члена сейма срывало решение остального большинства, князь Адам горячо стоял за строгий порядок царственного престолонаследия.

Увлечённый беседой, Александр поднялся со скамьи, двинулся по аллее. Адам за ним. Елизавета, стоящая у воды, посмотрела на них, но не тронулась с места, не желая присутствием третьего молчаливого спутника мешать дружеской беседе.

Она только ласковым долгим взором проводила обоих спорящих, как будто не один муж, а оба они были близки для чуткой, нежной души этой тихой, вдумчивой женщины. Когда они скрылись, она кинула последние крошки лебедям и тоже отправилась на обычную свою утреннюю прогулку, только в другую сторону парка.

— Я удивляюсь вам, князь! — всё больше и больше горячась, говорил Александр. — Как можно в таком великом деле, как управление миллионами людей, отстаивать начала одних случайностей? А вы стоите именно за них, если утверждаете, что каждый перворождённый в царской семье уже этим самым является лучшим носителем короны в будущем, как только умрёт прежний государь. Возьмите ещё и то: отец может умереть, когда сын мал. Значит, господами являются те министры, советники, которые одни либо вместе с матерью опекают ребёнка до поры. Как это бывает хорошо, вам может показать и наша русская, и ваша, и вся западная история!.. Или отец живёт слишком долго. Сын весь измучится, ожидая власти, ему назначенной. Жажда власти, подавляемая многие годы, неизбежно должна выразиться в самых крайних, резких формах, примет вид самовластия самого несдержанного, жадного… Да мало ли ещё можно привести примеров? Наследник Божиею милостью или волею рока, как вы говорите, может родиться слабоумным, злым, уродливым душой и телом… И всё-таки он, а никто другой должен ведать жизнь и смерть бедняков, которыми, быть может, очень хорошо, мудро правил отец, дед случайного выродка… И брат, дядя его же или даже посторонний человек, отмеченный гением, по воле лучших людей земли мог бы ещё лучше править и дать народу мир и счастье! И вы против таких простых вещей, князь Адам? Удивляюсь.