Юрий Продан - Князь Кий. Дорога на Тмутаракань

Что же стряслось теперь с уличами? Почему князь Добромир оказался здесь, далеко от своей земли, без воинов, только с женой да детьми, тяжело раненый, почти при смерти.

Подобные мысли, судя по лицам Щека и Хорива, обуревали и младших братьев Кия.

Князь через силу улыбнулся и, превозмогая слабость, сказал:

- Не удивляйтесь, отроки… Как и всё на свете, слава людская имеет своё начало и свой конец… Вот пришёл и мой день. Разом кончились слава и могущество моего племени… Насланная, видимо, нам за грехи из-за Днестра ворвалась на наши земли орда Эрнака… Гунны на своём пути сжигали селения, вытаптывали посевы… убивали мужчин, а жён и отроковиц забирали… чтобы продать ромеям в рабство… Едва я успел собрать горстку воинов, как Эрнак напал на нас около Кремневой горы… До вечера мы стойко оборонялись… Ни на шаг не удалось им нас потеснить. Но… гунны покрыли всё поле, как воронье. Окружили нас со всех сторон… Боги отвернулись от нас… Мои воины все полегли мёртвыми… И вольные, гордые уличи стали рабами гуннов, как при кровавом Аттиле…

Князь Добромир умолк и в изнеможении закрыл глаза. На губах у него показалась кровь. Цветанка вытерла её рукавом своей сорочки.

- Ему нельзя так много говорить, - взглянула с осуждением на Кия, словно тот был виновен в том, что князь потерял столько сил.

- Я молчу, - ответил Кий и только теперь внимательно посмотрел на девушку.

Их взгляды встретились.

Встретились на какое-то мгновение. Но оно показалось им обоим долгим-долгим, как вечность. И вместе с тем нежданно тревожным и радостным, волнующим и счастливым… На это мгновение для них внезапно исчезло всё, что их окружало - и раненый князь-отец, и обессиленная княгиня-мать, и братья, и пленный гунн, и оставленные на произвол кони, и весь белый свет. Один лишь Световид своим золотым взором проникал в их молодые сердца и как бы звал, манил в незнакомые, неизведанные дали.

«Какая она необыкновенная, - подумал Кий. - Измученная тяжёлой опасной дорогой, напуганная преследованием смертельных врагов, с загоревшим на знойном солнце и обветренном на степном воздухе лицом, с потрескавшимися губами и шершавыми руками, в разорванной и окровавленной одежде - так неожиданно хороша!… Глаза - как чистые плёсы Роси, когда в них отражается бездонная голубизна небес! Косы - густые и мягкие, цвета спелой пшеницы. А стан её - гибок и строен, и вся она - как молодая берёзка… Найдётся ли такая среди наших полянок?»

Тем временем Цветанка думала почти тоже самое:

«Вот мой спаситель! Если бы не он с братьями, отец и Боривой лежали бы сейчас мёртвыми на дне этого чужого ущелья, а меня с матерью гунны тянули бы на аркане в страшную ненавистную неволю… Какой он сильный, мужественный и красивый! Какой нежный, ласковый у него взгляд!… О бессмертные боги, покарайте меня за то, что я думаю сейчас не об умирающем отце, погибших в бою братьях и родичах, не о несчастной матери, а об этом чужом красавце-воине!»

Они ещё не перекинулись между собой ни единым словом, но чудесный язык взглядов сказал им больше, чем все слова на свете. Они оба поняли, что с этой поры не будет им покоя, не будет счастья-радости, если не смогут глядеть друг другу в очи, ласкать друг друга влюблёнными взглядами. Поняв это, Цветанка покраснела и отвела взгляд.

А Кий, поначалу смущённо, сказал:

- Не надо мешкать - нужно поскорее добраться к нам, на Рось… Там волхвы заговорят раненому кровь, смажут раны своей чудодейственной мазью, перевяжут - и боги помогут князю выздороветь… И также не последнее дело - предупредить наших родичей-полян об опасности. Если гунны одолели уличей, то захотят напасть и на другие племена. Заберётся волк в кошару - всех ягнят перетаскает! - и обратился к братьям: - помогите поднять князя!

Они снесла Добромира вниз, и пока младшие укладывали его на послужившую уже добрую службу и крепко привязанную между седел попону, Кий подошёл к пленнику-гунну, развязал ему ноги.

Тот исподлобья глянул на юношу угольно-черными глазами, медленно встал.

- Как тебя звать? - спросил Кий.

Гунн молчал.

Кий ткнул себя в грудь пальцем:

- Я - Кий… Кий… А ты? - кивнул ему.

Гунн, кажется, понял о чём его спрашивает великан-славянин, и коротко крякнул, словно ворон:

- Крек.

- Крек?… Вот и ладно, что ты начал меня понимать, - удовлетворённо сказал Кий. - Тогда, может, откроешь нам, что задумал каган Эрнак? Вернётся ли он в свои становища, или будет нападать после уличей ещё на кого-нибудь?