Дмитрий Балашов - Господин Великий Новгород. Марфа-посадница

Голоса боя менялись. Слитный глухой зык немецкой конницы распадался на отдельные судорожные выкрики, а беспорядочный рев новгородской пешей рати нарастал, сливался в одно грозное звучание, подобное шуму водопада.

Уже юный, князь Дмитрий — в отца пошел сын, — сверкая золотым шеломом, пробивался вперед сквозь вражеские ряды, пьяный восторгом победы, и за ним пробивалась, тупя мечи, — стыд воину отстать от князя — его переяславская дружина.

Уже Довмонт Плесковский, удержав коня, отер пот и кровь с чела, окидывая поле наметанным взглядом: примеривал, куда бросить хранимую до сих пор запасную конницу. Один среди всех сумел приберечь свежую конную дружину и уже собирался, ежели не устоят новгородцы, сам, очертя голову, повести ее в тыл немецкой «свинье»: вырывать победу из рук врага.

Не выдали плесковичи, костьми легли передовые ряды, а не вдали плечи; хоть и гнулись, но устояли!

И уже и справа и слева начинали теснить попятившихся пеших чудских ратников низовские дружины князей Святослава и Михаила…

Великий магистр стоял на холме, руководя боем.

— С нами бог! — удовлетворенно повторял он, следя, как врезается победоносно в новгородское войско клин рыцарской «свиньи». Весы победы уже клонились на сторону Ордена.

Еще… еще! И… вот сейчас, не задерживаясь, сомнут пеших, и трупами бегущих усеется белое поле… А тогда с тыла ударит на них Улингер фон Штольверт, и разгром превратится в побоище… Но что это? Пробившись сквозь конный новгородский полк, «свинья» вошла в пешую рать, как в трясину, и вместо победоносного стремления вперед началось непонятное колебание — так в давке на рыночной площади колышется взад и вперед нестройная толпа стесненной со всех сторон черни. Так же закачался рыцарский конный клин и, закачавшись, начал пятиться, разбиваться на ручейки и островки, съедаемые, словно половодьем, русской пехотой.

С удивлением, ужасом и гневом увидел он, что все распадается, что мудро задуманная и блестяще начатая операция где-то споткнулась и уже все пошло вкось и вкривь, не так, не по-задуманному, а иначе. Его всегда возмущал этот нелепый каприз судьбы, эта путающая все расчеты внезапная сила русских, пробуждающаяся тогда, когда они уже, казалось, бывали разбиты до конца.

Князя Олександра он еще мог постичь. Уже за тридцать верст до Новгорода доходили передовые конные отряды рыцарей, когда этот славянский вождь повернул победу к себе лицом. Но великий человек может появиться везде. И у славян были великие вожди, хотя и много реже, чем у них, немцев, и не создали они самой совершенной в мире немецкой организации рыцарства… Князь был герой, он и издали одушевлял полки. Когда пал Юрьев, Олександр незримо был с русской ратью… Но сейчас?

Презирая этих смердов, этот сброд, плохо вооруженный, легко поддающийся панике, эту снедь войны, этих вонючих неотесанных мужиков, он не мог допустить истины, не мог понять и принять мысли, что именно они, эти русские мужики, вырвали у него из рук сегодняшнюю победу.

Если не произойдет чуда и Улингер фон Штольверт не сумеет ударом с тыла поворотить сражение… Но в глубине души магистр чувствовал, что чуда уже не произойдет, что Улингер запоздал и теперь, даже появившись, он ничего не сумел бы изменить…

Волна бегущих уже начинала докатываться до холма. Приходилось, бросив на произвол судьбы чудскую пехоту, спасать рыцарскую конницу от полного разгрома. Опустив забрало, магистр поворотил коня.

Сейчас, больше чем когда-либо, склонен был он поверить во всемогущество божие, отвратившее от них победу ради ложно данной клятвы.

Но ведь клятва дана еретикам, язычникам! (Признать христианами русских он тоже не мог.) Как же так?

Короткий день померк. Уже солнце, выбившееся наконец на мгновение из-за туч, косо позолотило лес и кусты, пробежало по истоптанному до черной земли, окрашенному кровью полю с кучами изрубленных тел и, загрустив, смеркло, утонуло в синей закатной дымке, а с востока, охватывая небо, надвигалась лиловая темнота.

В сумерках конница продолжала преследовать бегущих и уже окончательно потерявших строй вражеских ратников в три пути: и в чело, и справа, и слева. Бой оканчивался избиением. Кони то и дело спотыкались о трупы, густо усеявшие снег. Остатки немецкого войска укрылись за стенами Раковора.

Пешие новгородские ратники останавливались, окликали товарищей.

Кто-то, подъехав, спрашивал: не видали ли посадника? Нашелся раненый, который видел его в полдни среди боя. Несколько человек с факелами отправились тотчас искать. То там, то здесь зажигали костры, скликали и пересчитывали своих: