Оба астролога лопотали на своем наречии о противостояниях звезд и планет Солнечной системы на ближайшие дни и недели. Дьяк Власьев начинал перевод занудливым голосом, несколько раз подряд перекрестив свой лысый, излишне потный лоб.
– Чего так потеешь, Афанасий, – неодобрительно спросил Годунов, – как будто болезнь с немощью тебя гнетет?
– Всех что-то гнетет, – уклончиво ответил дьяк, – или начнет угнетать при обращениях к звездам, видя в них единственный ответ на вопросы о жизни и смерти.
– Мудрено что-то нынче говоришь, Афанасий. Раньше был проще и прямей. А теперь какой-то загадочный и многозначительный…
«…И опасный, очень опасный и таинственный в своих заумных речах про жизнь и смерть», – подумал царь Борис, продолжая слушать речи на непонятном ему языке колдунов-астрологов, машущих, как мельница, крыльями, в экстазе или вдохновении предсказания. А выходило так: по предсказанию астрологов, сейчас самое время начинать войну или поход военный и получить быструю военную победу. Если отсрочить выход войска на месяц, даже полмесяца, то можно получить волнение или мятеж в войске. «Этого еще мне не хватало, – поморщился Годунов. – Сменишь тут быстро Мстиславского с Шуйским, отзовешь их в столицу и получишь мятеж в войске Басманова под Кромами или где еще на северской земле в битве с сильным „природным царевичем“, незаконнорожденным сыном Грозного».
Отпустив за дверь астрологов, весь потный и какой-то помятый дьяк Власьев противным голосом поведал царю нечто важное об опасности в сегодняшний день:
– Возможно, государь, сегодня пополудни, или ближе к вечеру, может в небе появиться комета, опасная для царей. Господь этой кометой остерегает жизнь государей от непродуманных поступков. Если комета с приближением к земле покажет красный свет, жди неприятностей, если покажет синий свет, жди огромных бед в государстве… Если чиркнет по небу и тут же исчезнет, жди волнений и смуты в стране после смерти царя… Надо только увидеть, как чиркнет, и на комету нанести крестное знамение, авось пронесет и…
Дьяк осекся на полуслове, вытирая мокрый лоб и думая тревожно: «Только бы не прознал раньше времени о моих тайных сношениях с Сапегой, „природным“ царевичем-царем… Только бы не прознал Годунов про мою измену ему и, вообще, присяге Отечеству…»
В час дня Годунов судил и рядил в Думе с боярами, назначил первым воеводой московского войска боярина Петра Басманова, который, возвышенный и щедро награжденный царем раньше, должен был в ближайшие дни отправиться в северские земли, чтобы покончить с самозванцем.
Потом Годунов принимал послов и иностранных вельмож, вместе с ними обедал в Золотой палате, живо обсуждал с иноземцами вопросы текущей европейской политики, склонял их к принятию планов своих, всем за столом казался веселым, в добром здравии и в хорошем расположении духа. Какое могло быть у государя нездоровье, якобы скрываемое правительством от народа и иноземных вельмож, если те сами своими собственными глазами видели, как царь много и с великим аппетитом ест и пьет.
Иноземцы с радостью и изумлением перешептывались:
– Хороший аппетит у царя, а поговаривали, что он болен и серьезно…
– Государь всегда вообще любил хорошо и плотно покушать…
– В добром здравии пребывает государь, много важных мыслей о политике сегодня высказал…
– С таким ответственным царем-дипломатом приятно иметь дело…
– Да, дипломат он опытный и хитрый, такого на козе не объедешь, не проведешь в большом или малом…
– Всерьез и надолго этот государь, а его «династия Годуновых» на века, навечно…
– Это вряд ли…
Вспомнив что-то важное в конце званого обеда с иноземцами, Годунов под легким хмельком решил подняться на вышку, с которой нередко обозревал отстроенную им Москву и пристально вглядывался в небо. Вот и сегодня он пристальней обычного глядел в небеса, ожидая небесных знаков в тучах и облаках – появления таинственной дневной кометы. Но знамения не было. Он привык доверять своим глазам: если бы комета чиркнула по небу, он бы увидел. У него не ухудшилось настроение, но и не улучшилось. Он был в неведении: чего ждать? И вообще, он не любил томительного ожидания в состоянии пугающей неизвестности.
– Вот те на, на небе пусто и тревожно на земле, – сказал он в растерянности, – ничего не сходится, что должно сойтись.
Уже спускаясь с вышки, он осознал: ему плохо, худо. Спустившись, сказал не своим, загробным голосом, что чувствует приближение дурноты. И дурнота, немочь Годунова скоро проявилась, только самым неожиданным образом, что невозможно было никому из окружающих царя предвидеть. Кровь хлынула у него из ушей, носа и рта обильными ручьями…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу