Когда один, будучи офицером лейб-гвардии, жил под Петербургом в Царском Селе, в Царском Селе бывал и другой, будучи уже знаменитым. Нет, не встретились. Хотя бы разъехались в экипажах. Нет. Не было даже этого в их жизни. Современники не отметили.
Оба слушали рассказы и предания о Степане Разине и Емельяне Пугачеве. Один на ярмарках надевал красную канаусовую рубаху, другой тоже носил красную канаусовую рубаху, когда скакал верхом в Чечне.
И чего бы им не встретиться на забавных московских Подновинских гуляньях, происходивших на месте современной улицы Чайковского — от площади Восстания до площади Смоленской: «…из тесу и полотна выстроены дворцы готические, итальянские, пагоды индийские, шатры, ресторации, комедии с барабаном и музыкой», где качели крашеные людей уносят к небесам.
И чего бы Маёшке и Бесу не провести там вместе время? И для веселья и радости не надеть красные канаусовые рубахи? Оба любили народные развлечения, а в свете чувствовали себя «тоскливо», порой и «несносно» и думали, «хоть бы черти для смеха попадались» среди этих «завистливых дураков», похожих на «французский сад», потому что ножницы хозяина «уничтожили всякое различие между деревьями».
Или чего бы им не встретиться в какой-нибудь из книжных лавок? В Москве в Университетской или Ширяева? В Петербурге — Смирдина? На аукционе, на распродаже коллекций древнего искусства, книг, рукописей?
Нет, не встретились. Не поговорили.
В Благородном собрании? В Английском клубе? На прогулочных дорожках для верховой езды? Или на дорогах в каком-нибудь «поспешном дилижансе»?
Нет, не встретились. Несправедливость судьбы. А, может быть, повинна все та же гадальщица Александра Филипповна, ее злое колдовство? Почему не подвела одного к другому?
В Новочеркасске на одноэтажном бревенчатом доме, который стоит на углу улиц Атаманской и Горбатой (дому более 160 лет), памятная надпись, оповещающая, что здесь, в бывшей почтово-ямщицкой станции, останавливались и старший, и младший. Оба побывали в таком месте, как Тамань. Старший в письме к брату: «С полуострова Таманя, древнего Тмутараканского княжества, открылись мне берега Крыма». Младшему тоже открывался с этих мест берег Крыма, который тянулся лиловой полосой и кончался утесом, на вершине коего белелась маячная башня.
Каждый, по преданию, имел любимое дерево: старший — кипарис, младший — дуб. Деревья живут до сих пор: одно на юге, в Гурзуфе, другое — в Тарханах. Люди приходят к ним как на свидание с поэтами.
Оба они умели рисовать, и оба нарисовали автопортреты. Младший рисовал просто замечательно. Дальняя родственница младшего писала ему: «Умоляю… не забрасывайте этот дар…» И он постоянно будет иметь при себе карандаш в камышинке.
Старший, встречаясь с друзьями, часто прижимал их руки к своему сердцу, чтобы они навсегда запомнили «мелодию и тепло его дружеской груди». Младший мог подсесть к кому-нибудь из друзей, в особенности «если рядом звучал рояль», опустить голову и долго сидеть молча и неподвижно. И многие таким его и запомнили — склонившимся, молчаливым, погруженным в себя и в музыку.
Один был предан «малому числу своих друзей», и другой. Старший создал литературный журнал, младший мечтал создать литературный журнал. Старший задумал написать и не успел — большой исторический роман. И младший задумал исторический роман — и не успел написать. И оба мечтали печатать свои произведения «в первозданной красоте».
Император одного отправил за стихи в изгнание и — другого.
Однажды на Кавказе, играя в карты, младший сказал, что если ему не везет в картах, так он, значит, будет «в дуэли счастлив!». Сказал не кому-нибудь, а Левушке — родному брату старшего. Но ведь мог и старший сидеть за картами, а вовсе не Левушка. И тогда бы они наконец встретились для разговора — Сверчок и Маёшка, Француз и Любезный маленький гусарик. Эхо и Странствующий офицер. Так, будучи в Тамани, назвал себя младший.
Художник-живописец Меликов отметил, что только Карл Брюллов по-настоящему справился бы с задачей написать портрет младшего, потому что никто лучше Брюллова не писал «взгляды». Взгляд темно-карих, почти черных, широко расставленных калмыцких глаз младшего потрясал силой и необычностью. А кто из художников должен был начать писать портрет старшего, но вот не успел? Карл Брюллов… Не передал «огонь глаз».
Один стрелялся на дуэли на близких шагах, и другой — на близких шагах. Дуэль одного произошла к вечеру, и дуэль другого — к вечеру. Один похоронен в родных местах и другой. Старшего похоронили недалеко от реки Великой, младшего — на берегу Большого пруда. Так что, Великий… и Большой…
Читать дальше