Михаил Коршунов - Мальчишник

Толя Ронин — тяжелое ранение на фронте, погиб в 1953 году в толпе, когда хоронили Сталина.

Валя Коковихин — морской пехотинец, убит под Сталинградом. В детстве в клубе мы одно время посещали военно-морской кружок и переговаривались флажками с балкона на балкон. Толя Иванов, находясь в госпитале, получил от Вали в 1942 году письмо с фронта и его фотографию в морской форме. Письмо это было последним.

Рубен Ибаррури — тоже убит под Сталинградом. Герой Советского Союза, посмертно. Валя Щорс сказала, что недавно была в дивизии имени отца, видела памятник Рубену. Письмо о Рубене Ибаррури есть у Тамары Шуняковой, о тяжелом ранении. Это письмо от Артема Сергеева, 1942 год, октябрь месяц. Артем Сергеев — сын революционера Артема, одного из руководителей советского государства. Артем Сергеев и Рубен Ибаррури были друзьями, вместе воевали. Лева Уралов — сын старого большевика, участника Октябрьской революции, работавшего с Дзержинским, убит в 43-м. Под Вязьмой. Пехотинец. Его сестра Майя сидела сейчас на нашем семейном вечере.

Лева Федотов — убит в 43-м. Под Тулой. Тоже пехотинец. Похоронен в братской безымянной могиле. Солдаты, уходя дальше, клали на могилу каску, или пилотку со звездочкой, или флягу, или… ничего. По обстоятельствам.

Фотокорреспондентом на семейном вечере, состоявшемся 7 февраля 1987 года, работала Нинель Григорьевна Лешукова — редакция журнала «Торнель».

Я часто хожу по Москве нашими с Левой маршрутами. Большой Каменный мост (у старого Каменного моста впервые в стране передвинули пятиэтажный дом, когда освобождали место для строительства Большого Каменного моста). Конечно, Волхонка с Акрополем. Конечно, одна из первых станций метро «Библиотека имени Ленина». Вот уж бегали смотреть, как ее строили — подземелье ведь! Воздвиженка (проспект Калинина), улица Горького, по которой когда-то ходил двухэтажный троллейбус, — проехать на втором этаже, удовольствие! На улице Горького с ликующей толпой встречали вернувшихся из Америки после перелета через Северный полюс Чкалова, Байдукова и Белякова. Флаги, транспаранты, дожди радостных белых бумажек и открытые машины «линкольны», в которых сидели герои, и мы их приветствовали. Левка тогда едва не потерял кепку. Чкалов потом часто приезжал к нам на Берсеневку в гости к Водопьянову, и мы видели подаренную ему в Америке автомашину «паккард», на дверце которой было выбито «Chkalov». Улица Герцена, потому что там зоологический музей МГУ, где Левка часто пропадал долгими часами, и консерватория, которую он тоже не оставлял без внимания. Последний раз мы с Левой пройдем по улице Герцена уже во время войны в сапожную мастерскую на углу улицы Семашко и Среднего Кисловского переулка. Я сдал в ремонт свои ботинки. Наша с Левой последняя прогулка. Было раннее утро, дворники подметали город, очищали от осколков зенитных снарядов и остатков зажигательных бомб, как уже от привычного мусора. А мы шли за обычными башмаками. Сапожной мастерской нет, теперь в этом здании Главное управление малых рек и водохранилищ. Потом, конечно, зоопарк. Левка любил зоопарк: «Иду навестить бегемотиху и ужасно унылого верблюда». Большая Полянка, и тут же Якиманка. Много времени проведено здесь, в Замоскворечье. Крымский мост. Подвесной. Новинка! Ходили считать заклепки, тоже развлечение. Был новинкой и канал Москва — Волга, и именно в том месте, где под каналом проходило Волоколамское шоссе, и получалось, что над шоссе медленно, торжественно шествовали пароходы. Тоже развлечение. И еще маршрут — на Ленинградский вокзал. Левка называл Ленинград Литторин-Ленинград, потому что город расположен на месте древнего Литторинового моря, как выяснил Левка.

Я ищу присутствие друга: вдруг в толпе когда-нибудь мелькнет невзначай его синяя рубашка, густота пшеничных волос, крепко сжатый в руке и пущенный немного вперед большой, старый, рыжий портфель с обязательными, как у всех школьников, чернильными отметинами.

Ищу, ищу Федотика. Ищу его на улицах Москвы и в памяти в мельчайших деталях. Я счастлив, что тоже соприкоснулся с ним, с его талантом. В спорте — утешительный заплыв, утешительный заезд, утешительный забег. А это — утешительная горечь. Как и во всей нашей жизни нам осталась разве что утешительная горечь.

В Москве, на Востряковском кладбище, появилась могила, небольшая мраморная доска: «Чтим память Маркус Р. Л. 1895—1987 и Федотова Л. Ф. 1923—1943». Но в могиле прах только матери.