Я нашел в подвале дома на улице Серафимовича домовую книгу, и в ней учетный листок и на Леву Федотова: «Выбыл, не указав адреса. 12/XII-1941 г. Учинспектор 2-го отделения Р. К. милиции г. Москвы». То и дело были в книге пометки: «Выписан». Или — «Ошибочно выписан»; так, например, значилось против фамилии Подвойского. И против каждой фамилии — зелено-черные гербовые марки: «Пошлина». На каждого человека гербовых марок на три рубля. Прописка. Резолюции: «Проводил проверку книги… начальник ВУС…» Или стоял штампик против какой-либо из фамилий персонально: «Проверен в 19… году». Или — «Перерегистрирован». Фамилия Тухачевского была кем-то потом вписана простым черным карандашом: ведь Тухачевского не было уже в живых.
Эта домовая книга — своеобразный дневник.
— А знаешь, — сказал я Патюковой, — Лева похоронен под Тулой. В братской могиле.
Лена долго молчала.


— Безымянно?
— Хоронили по обстоятельствам. Леву — безымянно. Накрыли, наверное, одной общей плащ-палаткой и засыпали. Так-то вот…
— У меня память — ключ от школы, — сказала Лена, вновь помолчав. — А ты знаешь, кто сейчас сторожит школу? Курилкин.
— Жив Курилка!
— Да.
Значит, Женя сторожит нашу школу, ее бывшее здание. Теперь это институт по проектированию промышленных и транспортных объектов для городского хозяйства Москвы «Моспромпроект». Женя Курилкин всегда ходил в пиджачке и в любимой белой косовороточке. Нашему учителю физики Василию Тихоновичу нравилось шутя допытываться у него: «Курилкин, вы курите?»
— Мы с девчонками заходили в школу — Зина Таранова, Неля Лешукова, Галя Иванова, — сказала Лена. — Там, где жил Юра Симонов с отцом, теперь архив института, его проектов городского хозяйства. На дверях комнаты Давида Яковлевича висит объявление «Прием заказов на множительную технику». В канцелярии, где мы дежурили во время войны, — административно-хозяйственный отдел. Все перестроено, переделано. Актовый зал сохранился, хотя и перегороженный, но рояля в нем нет.
Что же это я — был с Олегом Сальковским в новой школе и даже не поинтересовался судьбой «Блютнера»: что с ним? Перевезли его в новую школу? Если не перевезли, то куда он делся? На прежнем месте на Софийской набережной, значит, его нет. А ведь этот инструмент, как оказалось, не столько наш, сколько Рахманинова. И принадлежал он ему семь лет! Найдется ли подобный инструмент в Москве?
И чего я, собственно, жду! Надо немедленно вновь отправляться за Малый Каменный мост на Кадашевскую набережную, в нашу новую школу.
Кабинет директора Галины Петровны Безродной на третьем этаже. Бреду по лестнице: мало того что это чужое нам помещение (Олег назвал переезд нашей школы, в которой мы прежде чтили память погибших ребят, перезахоронением), бреду и в душе безнадежность в отношении рояля, Война, переезд школы, и потом еще столько лет прошло после переезда. Олег мне сказал:
— Ты с ума сошел, какой рояль!..
На лестничных площадках различные объявления. Большая красивая грамота: «Учащимся ЛТО школы № 19 за оказанную помощь совхозу «Озеры» в проведении полевых работ». Мы полевых работ не проводили, подумал я. Летних трудовых отрядов у нас не было. У нас была война. Летняя вначале. На третьем, уже «директорском» этаже крупными буквами: «Председателем учкома избран Островерков Кирилл. Комиссии учкома — штаб порядка, хозяйственная, старостат, оформительская». Левка был в оформительской. Юрка Трифонов, кажется, одно время был в штабе порядка, но, так как он беспрерывно боролся во время перемен, его карьера в штабе порядка быстро завершилась. А кто у нас был председателем учкома? Трагическая фигура: отказался в годы репрессий от родителей. Не буду называть его фамилию — внук украинского писателя, революционера-демократа и сын участника Октябрьской революции, в последующем видного советского дипломата.
Наш бывший секретарь комитета комсомола школы Тамара Шунякова сказала недавно:
— Никогда не могла простить ему этого.
Тамара, очевидно, права. Других подобных случаев, насколько мне известно, в доме не произошло. Это — единственный. Ребята не отрекались: Роза Смушкевич (ей было тогда пятнадцать), дочь дважды Героя Советского Союза генерала Дугласа, воевавшего под этим именем в Испании в 37-м году, ушла от нас более чем на десять лет. Игорь Петерс тоже оказался в лагере, после которого погиб от туберкулеза. Долго мы не видели Бориса Павлова, сына генерала армии Павлова, командующего войсками Западного Особого военного округа, расстрелянного в 41-м году, отправлены были в ссылку еще многие наши ребята.
Читать дальше