Владимир Грусланов - Серебряные трубы [Рассказы]

Отставной гренадер хорошо знал своего генерала. У того слова не расходились с делами. Мешкать было нельзя. Петро вмиг ответил — Слушаю! — стукнул чоботами каблук о каблук, повернулся кругом и зашагал к дому. Еще с улицы он закричал:

— Марфа! Скорей ходи сюда! Ты знаешь, кого я видел? Самого Суворова! Разговаривал с ним! Приказал ждать в гости, обед готовить — щи да кашу. Прибирай, старая, хату да готовь обед!

Услышав такие слова, старуха обмерла от страха.

— Знаменитый генерал и к нам в хату? Да ты никак рехнулся, Петро!

— Ты не знаешь его, старая! Толмач, говорит! Языком, словно штыком, работал, это он про меня! Вот как! Он такой!

Трудно было уговорить старуху готовить скромный обед.

— Надо делать господский, — настаивала она.

— Делай, что велят! Фельдмаршал приказал: щи да каша! Выполняй приказ! — стоял на своем гренадер.

Пришлось старухе уступить. Военный приказ, что поделаешь!

— Виданное ли дело, генералу и кашу!.. — тихонько, чтобы не слышал муж, ворчала она.

Наконец щи готовы, каша преет в чугунке. В самый раз на стол подавать.

Старик со старухой ждут гостя, принарядились, прибрались. Петро посидел-посидел, не выдержал, вышел за плетень, стал глядеть вдоль улицы: не идет ли?..

А кругом народа, соседей, словно в праздник престольный. От кого неведомо, они прознали о высоком госте, собрались подле солдатовой хаты, осадили плетни, того и гляди свалят их, судачат, ждут генерала.

Про ребят малых говорить нечего. Им больше всех надобно знать, где что делается. И вправо и влево — так и снуют. Кто посмелее — на деревья взгромоздились, высоко, высоко, под самый верх, смеются.

— Как пойдет генерал, прыгать станем, встречать, дядько Петро, дорогого гостя!

Но вот учение кончилось. В разных концах села солдаты запели песни, трубачи заиграли сбор «по коням».

Генерал, а с ним офицеры спустились с горы и через балку пошли прямиком к хате Нагорянского. Подойдя к ней, Суворов отпустил офицеров, оставив при себе одного, постарше годами.

Гренадер встретил гостей у калитки и повел в хату. Там, у стола, накрытого скатертью сурового полотна с петухами, стояла хозяйка.

Старушка улыбнулась гостям и склонилась в низком поклоне:

— Добро пожаловать к нам в хату, дорогие гостечки! — сказала она приветливо.

— Спасибо, хозяюшка, на ласковом слове! — поклонился Суворов. — Герой твой старик!..

Глаза у хозяйки засияли гордостью. Она поклонилась в другой раз.

— Прошу отведать нашего хлеба-соли!

— Отведаем, пообедаем! — шутил фельдмаршал. — Поработали сегодня изрядно, устали, в самый раз обедать! — сказал он и сел на широкую лавку за стол. Справа от себя он усадил гренадера, слева — его жену. Но та, смутившись, сейчас же встала, приговаривая:

— Нет, нет, так не положено. Щи сами на стол не придут, а каша, хотя она и смазана добрым салом, а тоже ждет — подать ее, сама не хочет идти, барыня.

И ушла к печи за щами.

— Что же, Иван Егорович, опять тебе за даму со мною за обедом сидеть! — смеялся Суворов, показывая офицеру на место по левую от себя руку.

— Здесь главный командир — хозяйка! А потому первую чарочку выпьем за ее здоровье.

Суворов чокнулся кружка о кружку с гренадером, потом с офицером и заставил-таки хозяйку налить еще в одну кружку вина и проглотить каплю-другую.

Закашлялась старушка, раскраснелась, чуть слышно промолвила:

— На доброе здоровье! — и поставила свою кружку на угол стола.

Гости съели щи быстро. Суворов отменно работал деревянной ложкой и похваливал:

— Давненько меня так хорошо не кормили.

Каша понравилась еще больше.

За столом шла мирная беседа, будто встретились два друга, не видавшиеся много лет. Сначала заговорили о походах, о баталиях с турками, потом Суворов стал расспрашивать, как живут мужики, как пашут хлеб, много ли собирают с десятины урожая, как растут ребятишки, есть ли грамоте обученные. Видно, любил он ребят.

Пожаловался, хворают сильно солдаты, не привыкли к здешним местам. Лекарей мало, лекарств того меньше. А травушки-муравушки, разные там корешочки да листочки, ой, как помогут! Собрать бы их побольше, а некому.

Так говорили часа два. Старик отважился и рассказал, как поспорил со старухой — какой обед готовить, господский ли, или щи да кашу.

Суворов смеялся.

— Ты, я вижу, умен! Знаешь, дисциплина — мать успеха! Угадал! Щи да каша, самая господская еда нашему брату, солдату.

Поблагодарив хозяев за хороший обед, он вышел из хаты. На улице его ждали мужики. Впереди стояли старики, солдаты-ветераны: кто в поношенном мундире, кто в крестьянском одеянии. У многих на груди виднелись боевые награды — за Очаков, Измаил, Прагу.