Владимир Грусланов - Серебряные трубы [Рассказы]

А дорогой Николай Григорьевич действовал по старой народной пословице «вода камень долбит».

— Фу-ты, какой, отбоя от тебя нету! — жаловался городской голова, вытирая фуляровым платком испарину со лба. Его утомили бесконечные проекты беспокойного учителя.

— Тебе бы торговлей заниматься! Купец из тебя первогильдейский! — одобрял он порой неутомимого общественного деятеля.

Усилиями комитета и вовлеченной в этот, по словам городского головы, «коловорот» думы весной 1912 года на центральной площади города разбили парк с редкими породами деревьев. В парке оставили место для памятника.

По совету приглашенного из Петербурга архитектора памятник задумали поставить на высоком холме, чтобы он напоминал Трубчевский курган, с которого Суворов руководил штурмом.

Двадцать два года собирал учитель средства, готовился к сооружению памятника и все не мог приступить к делу. То не хватало средств, то не могли достать бронзу. На этом едва не закончилась вся история.

Трудно приходилось учителю. Порой он хотел махнуть на всё рукой и заняться другими делами, но не позволяла совесть. И когда, казалось, дело приближалось к концу, когда уже готовились заказывать в Петербурге проект монумента, — Николай Григорьевич прочитал в газетах, что военные историки столицы получили «высочайшее соизволение» на сооружение памятника. Но его наметили поставить не в Измаиле, а на Рымникском поле сражения, на месте блистательной победы суворовских войск над турками в 1789 году. На сооружение этого памятника правительство отпустило средства.

Прочитав это известие, Громов растерялся.

— Как же так! — разводил он руками. — Выходит, что двадцать с лишним лет трудов, хлопоты, переписка, проекты, подготовка — всё по боку! Никому не нужно!

Он прочитал газету во второй и в третий раз. Успокоился.

«Хорошо, — рассуждал он, — допустим, нам не удалось пока поставить в Измаиле памятник бессмертному подвигу русских людей. Это так! Зато другие оказались более удачливыми. Их старанием поставят не менее величественный монумент. Он отметит важное в истории нашего народа событие. Обидно только, что этот монумент соорудят за пределами нашей родной страны, в Румынии. Мало кто из русских людей увидит его. Зато он расскажет о славе русского оружия другим народам. Пусть они узнают, как русские солдаты дрались с турками, освобождая румынский народ от турецкого ига».

Много передумал в этот раз Николай Громов. И расстроился он и порадовался, а главное, решил не складывать оружия, не сдаваться.

«Никто же не распускает комитет. Никто не запрещает ставить монумент в Измаиле, — думал он и решил: — Надо работать!»

Приближалась сто двадцать пятая годовщина того дня, когда Суворов, имея под своим командованием около двадцати пяти тысяч солдат, разбил на реке Рымнике стотысячную армию турок. Громов понимал, что в такое время не до Измаила. Сейчас все внимание должно быть обращено не на Измаил, а на Рымникское поле сражения.

Он узнал, что сооружение памятника для Рымника поручено одесскому скульптору Эдуардсу, дипломанту Российской академии художеств, ваяния и зодчества. Эдуардса торопили.

Дела в Европе складывались для царского правительства неблагоприятно. Европейские журналисты писали о слабости русской армии. Надо было напомнить о славе русского оружия, припугнуть тех, кто шумел. Сооружение памятника, посвященного отваге и доблести русских воинов, чуть ли не в центре Европы казалось, по мнению царских сановников, наиболее подходящим выходом из положения.

По этой причине открытие памятника решили ускорить: его открыли в 1913 году, в сто двадцать четвертую годовщину разгрома турецкой армии.

На торжества приехали делегации от воинских частей русской и австрийской армий. Этими полками сто двадцать четыре года назад командовал на поле битвы у реки Рым-ник Суворов.

Громову удалось побывать на празднике, и он потом с увлечением рассказывал в Измаиле:

— Представьте себе высокий пьедестал из гранита, а на нем — бронзовая статуя! Суворов верхом на лошади. Вот и все. Но сделано чертовски талантливо! Полководец со шляпой в руке приподнялся на стременах. Его лошадь еще не успокоилась от шума сражения, ее бока нервно подрагивают. А Суворов глядит на проходящие мимо войска. Его глаза горят. Он приветствует победителей.

Больше всего поразила Николая Григорьевича выдумка строителей памятника. Его отлили из бронзовых трофейных пушек, взятых русскими солдатами в сражениях с турками.