Дэвид Кертцер - Похищение Эдгардо Мортары

Все это, говорилось далее в иезуитском журнале, заставляет в ином свете рассматривать вопрос о том, должен ли ребенок чтить отца и мать. Вернее, здесь следует задавать совсем другой вопрос: «Следует ли возвращать ребенка-христианина отцу-иудею?» И еще один: «Можно ли позволять отцу злоупотреблять отцовской властью и насильно делать из сына отступника?» Автор приходил к заключению: «Если мы поставим вопрос так, то потребуется лишь здравый смысл и малая толика веры в сверхъестественное, чтобы ответить: нет, не следует и даже нельзя. Это было бы бесчеловечной жестокостью, особенно если сын чует грозящую ему опасность и сам просит о защите». Если природа и предоставляет отцу право полностью отвечать за сына и заботиться о нем, то это еще не значит, что отец волен делать с ним все что хочет: он должен действовать только в интересах сына. Как может кто-то думать, что сына следует оставить во власти отца, если «тот почти наверняка воспользуется ею не для блага сына, а для приближения его погибели? […] Разве гражданское право не велит отобрать сына у жестокого и кровожадного отца, чтобы защитить детскую жизнь? Почему же тогда кто-то считает несправедливым сделать ради чьей-то вечной жизни то же самое, что считается справедливым, когда речь идет о его земном, временном существовании?»

Остальная процерковная пресса дудела в ту же дуду. Образ разъяренной матери-иудейки, которая срывает с груди сына священный медальон, не мог оставить читателей равнодушными. Кроме того, им внушали мысль, что родителей-евреев печалила не сама потеря сына, а то, что его хотели сделать христианином. Поэтому вместо человеческой жалости к родителям читатели должны были пробудить в себе древний гнев на коварство иудеев. В Болонье в декабре 1858 года еженедельная газета Il vero amico [ит. «Истинный друг»] не оставила своим читателям ни малейшего простора для воображения. Решив как следует приукрасить уже известную историю, журналисты сообщали, что Марианна, увидев сына, «пришла в ярость и сдернула медальон с шеи сына, вскричав с презрением: „Уж лучше мне увидеть тебя мертвым, чем христианином!“» [156] «Edgardo Mortara», Il vero amico , n. 49 (5 декабря 1858 года).

В завершение контратаки Civiltà Cattolica свела все эти темы воедино, изобразив мальчика, которого осаждают жестокие родители-иудеи, мальчика, на которого снизошла благодать Божия, и попросила церковь предоставить ему духовную и физическую защиту.

«Неужели это правильно и великодушно — оставлять на произвол судьбы это слабое, несчастное и одинокое создание, отдавать его обратно в иудейскую семью, которая, ничуть не таясь, показывает, что пустит в ход любые ухищрения, убеждения и, быть может, даже силу, чтобы добиться легкой победы и сделать это дитя отступником?» В заключение автор вопрошал: «Будет ли это правильно и великодушно — возводить несчастного отрока на эту голгофу, подвергать его этим мукам, этой ежедневной пытке, в которую превратятся для него ласки матери и суровость отца?» Автор сообщал, что сам беседовал с маленьким Эдгардо и мальчик отважно заявил ему, что, если ему снова придется выдержать эту пытку, он не сломается, но будет «с утра до ночи читать христианские молитвы и уговаривать братишек и сестренок, чтобы те следовали его примеру» [157] «Il piccolo neofito, Edgardo Mortara». .

Подобные рассказы о том, как боговдохновенный Эдгардо мужественно боролся со своими неверными родителями, находили мощный отклик среди правоверных католиков. Маленький мальчик сделался в их глазах мучеником, готовым умереть за новообретенную религию и стойко выдерживать натиск родителей (в то же время неустанно выказывая к ним должное почтение), которые приготовились убить его, если их психологический террор не возымеет успеха.

Проведя в Риме почти шесть недель, супруги Мортара наконец решили возвращаться домой без сына. Марианне пришлось нарушить обещание, которая она дала Эдгардо. Вокруг них клубился международный скандал: возмущенные граждане устраивали протестные митинги по обе стороны Атлантики, и хор самых разных голосов — от евреев-старьевщиков в Риме до владельцев международных банков, от министров-протестантов в Англии до самого французского императора — требовал вернуть Эдгардо родителям. Но папа был незыблем, как скала.

Поездка четы Мортара в Рим в октябре была легкой, да и в пути их окрыляла тревожная, но все-таки надежда. Совсем другим оказалось возвращение в Болонью, и их попутчикам вполне простительно было бы думать, что в одной карете с ними едет сам библейский Иов.