При этом Обер создает портрет твердого и принципиального защитника церкви. Единственной целью Пия IX, утверждает его биограф, оставалось преданное служение церкви, к которому побуждала его глубокая и нерушимая вера. Папа с его мелодичным голосом, доброй улыбкой и готовностью терпеливо, изо дня в день, принимать длинную вереницу посетителей, уделяя каждому должное внимание, заслужил репутацию глубоко религиозного и милосердного человека. В государственных делах он порой проявлял нерешительность, но если речь заходила о его пастырской роли или если ему казалось, что нападкам подвергаются церковные догмы — а в случае Мортары, несомненно, затрагивались оба эти фактора, — тут папа выказывал железную решимость и непреклонность [105] Aubert, Il pontificato , pp. 449–450.
.
С другой же стороны, Август Хаслер, неортодоксальный швейцарский священник и ученый, в более поздней работе о том, как по инициативе Пия IX была официально утверждена доктрина о папской непогрешимости, никак не отражает образ милого и кроткого папы, наделенного твердой, как скала, верой. Хаслер рисует совершенно нелестный портрет легковерного, суеверного и довольно подлого религиозного фанатика. Не находится у Хаслера добрых слов и об умственных способностях папы. Он приводит выдержку из письма Мастаи-Ферретти к папе Льву XII, где будущий папа (в ту пору 33-летний) сетует, что из-за случавшихся с ним с юности припадков эпилепсии он «обладает очень слабой памятью и не может подолгу сосредоточиваться на каком-либо предмете, не боясь, что в голове возникнет страшная путаница». Люди, общавшиеся с Пием IX близко, утверждает Хаслер, знали его как человека «впечатлительного, капризного, легковозбудимого и непредсказуемого» [106] August Hasler, How the Pope Became Infallible (1993), pp. 105–110. О вере католиков в сверхъестественное наказание за земные грехи во времена Пия IX см. P. G. Camaiani, «Castighi di Dio e trionfo della Chiesa: Mentalità e polemiche dei cattolici temporalisti nell’età di Pio IX», Rivista storica italiana, 88 (1976): 708–744.
.
На чью бы точку зрения мы ни встали, ясно одно: способность кардинала Антонелли вертеть папой, добиваясь собственных целей, не была безграничной. Если многие стороны внутренней политики и дипломатии не представляли особого интереса для Пия IX и в этих сферах он давал своему доверенному госсекретарю полную свободу действий, то в делах, которые его живо интересовали, он, напротив, проявлял собственную твердую волю. Многие из деяний, за которые церковь до сих пор помнит и чтит Пия IX, являлись результатами его бескомпромиссной позиции в вопросах церковной доктрины. Особого упоминания заслуживают провозглашение догмата о непорочном зачатии Марии в 1845 году и Первый Ватиканский собор, на котором был провозглашен принцип папской непогрешимости, в 1870 году. В последнем случае Антонелли возражал и высказывал опасения, верно предсказав дипломатический урон, который нанесет Ватикану в глазах всей Европы утверждение этого принципа, но Пий IX отмахнулся от его предостережений со словами: «На моей стороне сама Пресвятая Дева» [107] Frank J. Coppa, «Cardinal Antonelli, the Papal States, and the Counter-Risorgimento», Journal of Church and State , 16 (1974), p. 469.
.
Папа продолжал считать, что настроен к евреям вполне благосклонно, хотя этой благосклонности, разумеется, сопутствовала нерушимая убежденность в превосходстве христианства, в справедливости божественной кары, постигшей евреев за их историческую роль в умерщвлении Христа, и в порочности самих религиозных верований и обычаев иудеев. События 1848–1849 годов лишь упрочили неприязнь Пия IX к идее свободы вероисповедания. Он твердо стоял за католическое государство, то есть такое государство, в котором ко всем прочим религиям следует относиться с подозрением и строго их ограничивать, если не вовсе запрещать [108] Martina, Pio IX , p. vii.
. Такой принцип распространялся не только на евреев, но и на представителей других христианских конфессий. Более того, папа более благожелательно смотрел на евреев, которые не представляли никакой угрозы святой церкви, чем на протестантов, которые такую угрозу представляли. Когда кто-нибудь жаловался, что в Папской области плохо обращаются с евреями, папа и его защитники возражали, что евреи, напротив, пользуются привилегированным положением: ведь им позволяется иметь синагоги и беспрепятственно отправлять обряды своей веры. Протестантам же такие вольности не разрешались, и в самом Риме не было ни одной действующей протестантской церкви, кроме перестроенного зернохранилища за пределами города, куда ходили молиться сотрудники дипломатических представительств и другие иноземцы. При этом у ворот бывшего амбара несли стражу папские полицейские, следившие за тем, чтобы туда не вошел ни один местный житель [109] De Cesare, Roma e lo stato del papa , p. 243.
.
Читать дальше