Сообщая в письме родственникам Мортары о своей обеспокоенности этими слухами, секретарь римской еврейской общины попытался смягчить удар, добавив, что поведение Эдгардо можно «извинить обычным легкомыслием ребенка, который, возможно, попал под чары совершенно новой для него жизни». Скаццоккьо также выражал надежду на то, что эти «чары» спадут с мальчика, рассеявшись при первой же встрече с отцом, которая должна состояться уже в ближайшие дни. Однако его явно тревожила мысль об этой встрече: он отмечал, что происходить она будет в обстоятельствах, неблагоприятных для той душевной перемены, о которой все они молились.
Вскоре после того, как это письмо было отослано в Болонью, Момоло в первый раз отправился на свидание к Эдгардо в Дом катехуменов. Момоло очень нервничал перед этой первой встречей с сыном после того, как его забрали из дома, и ходившие толки о том, что мальчику там хорошо, усиливали его тревогу. На том первом свидании, как и во время всех последующих встреч, рядом с Эдгардо сидел директор. Кроме того, часто в той же комнате присутствовали и разные другие клирики или работники Дома катехуменов, в том числе родные брат и сестра директора.
Что именно происходило во время этих встреч, остается предметом споров. Если верить самому Момоло и тем отчетам, которые печатались в еврейской и либеральной прессе, Эдгардо, как любящий сын, сказал отцу, что его самое горячее желание — вернуться домой, и очень обрадовался, когда Момоло заверил его, что не уедет из Рима без него. Еще Момоло жаловался, что Сарра и его коллеги-церковники, ни разу не оставлявшие его наедине с сыном, запугивали Эдгардо и не давали ему высказаться начистоту. Вдобавок Момоло очень не понравились проповеди о благодати обращения, адресованные лично ему и звучавшие постоянным рефреном при каждом его посещении Дома катехуменов, а позднее — и во время визитов туда его жены. Ему вечно твердили: есть легкий и благословенный способ поправить вашу беду. Если вы сами станете католиками, то к вам снова вернется ваш возлюбленный сын и вы разделите с ним радость вечного спасения.
Католическая же пресса, а также доверявшие ей сторонники церкви рисовали эти первые встречи Эдгардо с отцом совсем иначе, придерживаясь традиционного жанра, повествующего о торжестве и праведности христианской веры. По их версии, шестилетний Эдгардо, на которого еще по пути в Рим снизошел божественный свет, являл удивительную для его нежного возраста твердость духа. Случившаяся с ним история была столь поразительна, что ее продолжали пересказывать еще много десятилетий, и хотя отдельные подробности претерпевали значительные изменения, костяк сюжета оставался прежним.
Во всех версиях этой истории Эдгардо, едва вступив в Дом катехуменов, проявил особое рвение, желая узнать как можно больше о своей новой религии. Многие рассказчики упоминали такую драматическую сцену: во время путешествия в Рим Эдгардо как завороженный не сводил глаз с картины, изображавшей Богоматерь Скорбей. По мнению других рассказчиков, это произошло позже — уже после его приезда в Дом катехуменов. В одной такой истории Эдгардо спрашивает у директора, кто эта женщина на картине и почему она плачет. Директор отвечает, что это Пресвятая Мадонна, мать Иисуса Христа, и что плачет она потому, что скорбит о евреях, которые отказываются принимать христианство, и обо всех грешниках.
— Значит, она и обо мне плачет, — говорит мальчик.
— Нет, — отвечает директор. — Ведь ты уже христианин, и с тобой все будет хорошо.
— Тогда она плачет о моем отце и моей матери, — говорит мальчик [78] «Edgardo Mortara», Il Cattolico , 8 ноября 1858 года.
.
Иосиф (Юзеф) Пельчар, польский епископ и биограф папы Пия IX, писавший о нем на рубеже веков, описывает поистине эпическую битву, разыгравшуюся между отцом и сыном. Вскоре после приезда мальчика в Рим, повествует Пельчар, обращение Эдгардо получило мощную подпитку благодаря его первому посещению папы римского. «Нежно прижав его к груди», Пий IX «начертал священный знак Креста на его лбу». Теперь, став духовно сильнее, мальчик мог без страха явиться на встречу с отцом.
Как рассказывал дальше епископ, увидев сына впервые после разлуки, Момоло «залился потоками слез и, крепко прижав мальчика к груди, принялся твердить ему, что вся семья будет несчастна, пока он не вернется домой. Мальчик весь побелел, у него невольно потекли слезы, но он оставался тверд. Немного погодя он сказал отцу: „Зачем ты плачешь? Ты же видишь, что мне здесь хорошо“». Отец продолжал разубеждать его, но мальчик не поддавался ни на какие уговоры. А когда Момоло ушел, в душе Эдгардо появилась надежда, что, быть может, его отец тоже узрит свет и обратится. Но здесь, добавлял Пельчар, «его ожидало разочарование» [79] Giuseppe Pelczar, Pio IX e il suo pontificato , vol. 2 (1910), p. 196.
.
Читать дальше