Александр Малышев - Ветры Босфора

любимец лейтенант Слэд…

Спасибо, Егор Францевич! Да, это так. Чтобы выиграть морское сражение, надобны видные адмиралы; а для того, чтобы проиграть, достаточно невидимых шпионов.

Николай оставил стол и прошел по кабинету от стены до своей солдатской койки, от койки до стены, - что всегда служило признаком сильного раздражения. Канкрин, не поворачивая шеи, водил глазами вслед.

- Вовремя, Егор Францевич! Вовремя… «Куруров хватит…» Они с Россией - как с дурочкой, с собой - как с умниками.

Курур - откуп.

Откупы, дань, брали некогда татары с русских городов.

Шли века. В разных странах дань называлась по-разному. Суть ее не менялась, - откуп.

Англия с земель Вест-Индии берет свою дань, «самсари».

Эта дань и поныне в британской казне, в ее хранилищах. Знаменитые алмазы. Библиотеки. Картины.

Брала «куруры» с побежденных и Россия. С Персии. С Турции. Взяв, выводила войска.

Таковы были нравы.

Позже все стало проще. Завоеватель грабил завоеванную территорию, увозил, что мог. Так в Великую Отечественную войну исчезла янтарная комната. Затерялись следы многих сокровищ.

Николай проницательнейше взглянул на Канкрина.

- Ты, Егор Францевич, вот что. Саму мысль, что куруром за Анапу казну пополнишь, выбрось! - Рассердился. Походил еще. - Вот возьму Царьград. А вместе с ним их помойку, Умрани [11]. Я им их свалку сам швырну в курур… Анапу - нет! Без Анапы спокойной торговли на Черном море не иметь. Покоя нашим городам не будет.

Николай наконец понял причину недовольства, мутившего с утра. Победа над Анапой - это хорошо. Но нужна победа такого грому, чтобы вразумить англичан: Черное море мы делим с турками. Третий - уйди. Третий - лишний.

Нужна победа такого грому, какую учинил Лазарев при Наварине.

Способен ли на такую Грейг?

Подошел к столу. Позвонил. Адъютанту:

- Просить Грейга.

Канкрину:

- Оставайся, Егор Францевич, отобедаешь с нами. Ты мне нужен при разговоре.

Столовая - в соседней зале. Через боковую дверь видно было, челядь накрывала стол. Вносили ведерки со льдом. Из них стволами тяжелых мортир выглядывали горлышки винных бутылок. (Бедный Егор Францевич! Его ангина - особа такого темперамента, что может вспыхнуть от одного взгляда министра на лед!)

Николай пил редко. При гостях. И пищу в будни предпочитал простую, походную: щи, кашу, мясо вареное. Курительных столиков в кабинетах не бывало, - ни для него, ни для гостей. Он не курил и дыма табачного рядом с собой не терпел. Исключений не делалось, какого бы ранга гость ни прибывал в Петербург, из каких бы ни было стран. Николай сделал знак, чтобы дверь закрыли.

Вошел Грейг, - в сияющем белом мундире, моложавый, сильный и самоуверенный. Щелкнул каблуками и остановился в дверях. Николай взглянул на него и понял: Грейг, в отличие от генерала Канкрина, вполне соответствует его представлению, каким должен быть адмирал флота Российского. Сухой и жилистый, выносливый и нетребовательный к комфорту, привыкший к аскетизму морских походов, Грейг и бакенбарды имел именно такие, какие должны быть у адмирала, намеренного побеждать. Морякам не положены усы - морякам положены бакенбарды. И уж, конечно, они у Грейга не обвисают, как паруса, покинутые ветром! По всему было видно, что своего последнего слова вице-адмирал не сказал и своего последнего звания не получил. Николай с улыбкой пошел к нему, обнял, поцеловал, сказал с чувством:

- За все тебе спасибо, Алексей Самуилович.

Взяв за локоть, повел Грейга к столу с военными и топографическими картами.

- Ну, доложи, как брал крепость.

Оба еще не знают, что пройдет немного времени, и Главный командир Черного моря и портов в день рождения своего последнего сына обратится к царю «…со всеподданейшей просьбой», которая в делах Канцелярии пройдет под пометкой: «Письмо адмирала Грейга с всеподданейшей просьбой о восприятии от купели новорожденного сына его».

Флот царь любил.

Родства с моряками не чурался.

На письме останется роспись Николая: «Душевно радуюсь, поздравляю и подряжаюсь и впредь всех крестить. Объявить, что всех сыновей жалую в мичманы, о чем уведомить кн. Меншикова».

Но это еще впереди.

А пока Грейг, приглашенный к картам, при всей своей внутренней свободе, с какой смотрел на государя, ощутил мгновенное облегчение. Разговор у карт привычен.

Грейг подробно докладывал о штурме, испытывая удовольствие от того внимания, с каким его слушали. Канкрин молчал. А Николай останавливал вице-адмирала вопросами: