Александр Харламов - Перед грозой

— Отчего же нет… — пожал плечами, прищурившись, лысый мужик. — Есть, конечно!

— Значит, не такие, как здесь? — насмешливо спросил дед Федька.

— Такие…

— Тогда чего ты мне, мил человек голову морочишь, ума пытаешь? Селивановский он…Знаем мы таких селивановских! Они после революции… — кулаки деда плотно сжались и побелели от злости.

Колька с сестрой, зная, что деда в таком состоянии лучше не трогать, быстренько сбежали в хату, плотно прикрыв за собой дверь. Акулина стряпала возле плиты, поминутно вытирая пот, текущий рекой от жара, который давала раскаленная до красна лежанка.

— Знаем мы таких! Иди вон со двора! Пока я тебя этим костылем не обиходил, как следует! — все больше распалялся дед. — Табачку ему! Ишь!

Его пламенную и яркую речь прервал выстрел, прозвучавший неожиданно и резко, словно материя треснула на платье пополам. Дети моментально бросились на улицу, сделав вид, что не расслышали предупреждение матери, доносящееся им в след.

Дед Федька уже стоял возле плетня, выглядывая на узкую улицу, поросшую с обеих сторон бурьяном. Рядом, чуть поодаль держался лысый мужик.

Возле дома Окуловых стоял мотоцикл с коляской. Возле него трое солдат в серо-зеленой немецкой форме. У одного из них на длинном поводке держалась собака, отчаянно залаявшая при излишне громком выстреле.

— Выходи, гад! — двери избы Окуловых распахнулись от тяжелого крепкого пинка. Через порог, кубарем, не удержавшись на ногах, полетел их младший сын. Голова разбита. Из нее течет кровь, заливая глаза. Позади них заревела в голос бабка Нинка, схватившись за голову. Следом за ней вышли Василий Полухин и какой-то офицер. В руках офицера был автомат, которым он напряженно водил из стороны в сторону, вот-вот готовый нажать на спуск.

— Да что же это делается, господи… — прорыдала бабка Нинка, бросаясь к сыну, но бургомистр сурово отстранил ее. Отшвырнув к плетню. Сейчас он был непохож на того перепуганного человека, которого селяне видели на площади. Теперь Васька был одет в новенький пиджак, чистую холщовую рубаху-косоворотку и выстиранную кепку. На плече у него висела повязка с надписью «КАПО», а в руках была винтовка, прикладом которой он и рассек лоб сыну Окуловых.

— Эх, ты, ядрена шишка, — ругнулся дед Федька и попытался открыть калитку, чтобы броситься соседям на помощь, но на его плечо легла мускулистая рука лысого, до этого наблюдавшего за этой сценой в полном молчании.

— Не стоит, Федор Алексеевич, — попросил он, — парня уже не спасти, а себя и семью свою погубите! — проговорил он, прикусив от злости нижнюю губу. Колька с Шуркой заметили, что ему самому хотелось вступиться за паренька, но чувство осторожности пересилило.

— Да я…Да он…Этот же Васька кум Петра — сына моего! Сволочь немецкая! Он же на коленях просил, не хотел, чтобы его ставили бургомистром! — заревел дед, стукая по плетню своим сучковатым костылем. — Уколов Степан все пытался поймать Ваську на краже колхозного имущества, а теперь мстит, значит…

— Не надо… — неизвестный рассудительный мужчина отодвинул деда подальше от плетня, чтобы его не было заметно с улицы. — Вот, чтобы такие, как ваш Васька Полухин не ушли от наказания. Когда наша власть вернется, я и хочу узнать сколько немцев у вас квартирует, где они располагаются, кто помогает им…Поверьте, никто от наказания не уйдет!

— А ты что же… — отдышался дед Федька. — народный мститель будешь?

— Почти… — оглядевшись по сторонам, лысый полез куда-то в нагрудный карман, долго там шарил, пока не выудил оттуда помятое и потертое удостоверение в красной обложке.

— Грамотный? — уточнил он, подавая его деду.

Федор Алексеевич скосил на него умные глаза и молча взял корочку. Полушепотом медленно прочитал.

— Начальник Валуйского управления НКВД майор Говоров Тарас Павлович…Интересно, ядрена шишка! Что ж твои тебя бросили тут? — усмехнулся он, отдавая удостоверение назад.

— А никто… — начала было Говоров, но его прервал отчаянный крик. Оба мужчины бросились к плетню, за которым сын Окуловых оттолкнул одного из немцев в сторону и побежал по улице, петляя из стороны в сторону, как заяц. Солдат, кажется, это абсолютно не расстроило. Они рассмеялись над своим поднимающимся из пыли товарищем, а потом один из них указал автоматом на Василя. Мол, давай, стреляй, докажи свою преданность. Полухин затоптался на месте, беспомощно оглядываясь по сторонам, будто ища в глазах немцев какую-то поддержку или намек на то, что это все нелепая шутка. У него вовсе не входило в планы убивать своего односельчанина на глазах у всей деревни. Но фашисты были настроены очень серьезно. Один из них подал ему автомат, забрав из рук Василя винтовку. Кивнул на бегущего по улицу Степана.