Александр Чиненков - Форпост в степи

Первыми за стол сели Григорий и Софья Мастрюковы — крестный и крестная Авдотьи.

За ними следом заняли места родственники, приехавшие из Берд, — муж и жена Губановы.

Уставший от хлопот Егор отер разгоряченное потное лицо, поправил редкие волосы и с удовольствием сел на пододвинутый ему супругой Анисьей табурет.

Мастрюковы стали хвалить хозяев за красивый стол. В это время с улицы в избу вернулись выходившие покурить Тархей Волков и урядник Петр Белов. Казаки о чем–то беззлобно спорили.

— Да будя вам, песьи дети! — прикрикнул на них Егор. — Айда к столу. Медовуха стынет!

Казаки не заставили себя приглашать дважды. Они быстро заняли свои места за столом и выжидательно уставились на хозяина. Взяв

рюмки, собравшиеся дружно выпили. Закусив, Григорий Мастрюков перекрестился и сказал:

— Скорее бы сваты приезжали, жрать страсть как охота!

— Эй, моя лебедушка, — обратился ласково Егор к жене, — плесни–ка нам еще чуток для храбрости!

Тархей Волков, подходивший, как о нем говорили в городке, к каждой компании, как затычка к бочке, указывая на Мастрюкова, скорчил уморительную гримасу и показал всем язык.

Гости и хозяева рассмеялись. За столом сразу стало шумно и весело.

И вот ко двору, звеня бубенцами, подлетели тройки и остановились у ворот.

Егор первым подскочил к окну.

— Узнаю коней ретивых! — взволнованно крикнул он. — Айда во двор, сватов встречать будем!

— Ба–а–а, да сам атаман со сватами пожаловал! — всплеснула руками Анисья. — Да еще с супруженкой Степанидушкой! Ну вот, теперь и попьем, и попоем.

Анисья сделала паузу и, окинув гостей смеющимся взглядом, добавила:

— Чайку попьем, конечно, и попляшем! Эдак, что ль, Егорушка?

— Это уж и на бобах не ворожи, и к Мариуле не ходы! — вставил Тархей Волков. — Раз атаман с супружницей, знать, и горлу, и ногам зараз работы хватит!

Во двор вошли сваты. Впереди Никодим и Прасковья Барсуковы, за ними атаман с супругой, а уж следом родители Луки. Самого жениха с ними не было.

— Здравия вашему дому, — поклонились хозяевам вошедшие.

— И вы здравы будьте, гости дорогие, — с поклоном ответили встречающие хозяева.

— Ваш товар — наш купец, — в один голос заговорили Никодим и Прасковья. — У вас девка — у нас молодец.

Григорий, окинув сватов взглядом, недоуменно рявкнул:

— Погодь, а жених–то где?

— Дома остался, — объяснил отсутствие сына Авдей Барсуков. — Прихворнул от радости–то! Эй, Макарка, сынок!

Макарка Барсуков вбежал во двор с большой корзиной, перевязанной бечевкой.

Никодим поднял крышку: в одной половине ее стояли три огромные четвертные бутыли, в другой — свертки, банки, коробки и коробочки с закусками, пирогами и печеньем.

— Примите наше подношеньице, сваты дорогие, не побрезгуйте, — протянул он корзину встречающим хозяевам.

— Айдате все в избу, — засуетились Комлевы. — На пустой желудок важные дела не решаются!

Не успели сваты и гости рассесться за столом, как с улицы послышалось удалое бренчание на балалайке, и в дом ввалились родственники Комлевых из Илека–городка.

Старший брат Егора, Поликарп, маленький, белесый, лупоглазый, совсем не похожий на широкоплечего, подтянутого Егора, уже достаточно хмельной, лихо наяривал на балалайке. Следом за ним, тоже сильно навеселе, толстокосая, ширококостная, точно сколоченная вся, его жена Вера.

Женщины весело смеялись, приплясывая на ходу.

— За стол, за стол, — потребовал Егор. — Мы что, об свадьбе собрались говорить или попусту лясы точить?

Урядник Белов откупоривал четвертные и расставлял их по столу. Глаза присутствующих засветились. Даже супруги Губановы заметно оживились, отодвинули от себя пироги и чашки с компотом.

И сватовство продолжилось. Разговор о помолвке и свадьбе длился недолго. Свадьбу решили сыграть в августе, на Преображение Господне.

Покончив с «официальной» частью, уже изрядно подвыпившие сваты и гости перешли к части торжественной.

По знаку Егора Поликарп схватил балалайку, Никодим Барсуков — ложки и грянули плясовую.

Атаман Данила Донской пустился вприсядку. И так, в лихом плясе, выкатил на середину горницы. Гости из Берд с изумлением смотрели на пляшущего атамана. А он, продолжая вскидываться и приседать, одну за другой опрокидывал подаваемые хозяевами и гостями рюмки.

После седьмой атаман грузно опустился на табурет:

— А теперь еще и попеть зараз можно!

Анисья Комлева и Степанида Донская ставили на стол пироги, сыры, колбасы. Унизанная украшениями Вера Комлева выплясывала подбоченясь. Она вся сияла и звенела, как бубенец на конной упряжке.