Эжен Сю - Парижские тайны. Том 2 [с иллюстрациями]

– Дорогой отец… – произнесла Мария, увлеченная несказанной надеждой, – неужели меня ждет такое счастье?

– Я был в этом уверен! – воскликнул Родольф в порыве торжествующей радости. – Разве отец не может устроить счастье своей любимой дочери… если он хочет этого?

– Она так заслуживает счастья… что мы должны исполнить просьбу принца Пауля, мой друг, – заметила Клеманс, разделяя радостное восхищение Родольфа.

– Стать женою Генриха… и потом проводить жизнь с ним… и с моей второй матерью, и с вами, отец, – повторяла Мария, все более опьяняясь этими сладостными мыслями.

– Да, мой милый ангел. Мы все будем счастливы!.. Я отвечу отцу Генриха, что соглашаюсь на ваш брак! – воскликнул Родольф, обнимая свою дочь с невыразимым волнением. – Успокойся, разлука с нами будет недолгой… Новые обязанности семейной жизни укрепят тебя на пути забвения и блаженства, на который ты теперь вступишь… и наконец, если ты станешь матерью, не только ты одна будешь счастлива…

– Ах, – воскликнула Мария душераздирающим голосом, ибо слово «мать» прогнало охвативший ее волшебный сон. – Мать… я? Никогда!.. Я недостойна этого святого имени… Я бы умерла от стыда перед моим ребенком… если бы раньше не умерла от стыда перед его отцом… признаваясь ему в своем прошлом.

– Что она говорит, боже мой! – воскликнул Родольф, пораженный этим резким поворотом.

– Чтоб я стала матерью, – с горьким отчаянием продолжала Мария, – чтоб меня уважал, благословлял невинный и чистый ребенок! Меня, которую в прошлом все презирали! Чтобы я позорила святое имя матери!.. О, никогда… несчастная, безумная, я позволила увлечь себя недостойной надеждой!..

– Дорогая дочь, сжалься, выслушай меня.

Лилия-Мария поднялась, прямая, бледная и прекрасная во всем величии своего неизбывного несчастья.

– Отец… мы забыли, что, прежде чем я выйду за него замуж, принц Генрих должен узнать о моем прошлом.

– Я это не забыл, – воскликнул Родольф. – Он должен все знать… и он узнает все…

– А вы ведь не пожелаете, чтоб я умерла… столь униженная в его глазах?

– Но он также узнает, какой неодолимый рок вверг тебя в пропасть… узнает, что ты все искупила.

– И он наконец поймет, – продолжала Клеманс, сжимая Марию в своих объятиях, – что если я вас называю дочерью, то он, не стыдясь, может назвать вас своей женой…

– А я… мама, я глубоко уважаю принца Генриха и не могу отдать ему руку, к которой прикасались парижские бродяги…

Вскоре после этой тяжелой сцены можно было прочитать в «Официальной газете Герольштейна» следующее сообщение:

«Вчера в герцогском аббатстве Св. Германгильды в присутствии его королевского высочества правящего герцога и всего его двора произошло вступление в послушницы ее высочества принцессы Амелии Герольштейнской.

Послушничество было принято монсеньором Карлом-Максимом, архиепископом Оппенгеймским, монсеньором Аннибалом-Андре Монтано, принцами Дельфийскими, епископом Чеутским in partibus infidelium [79]и папским нунцием, который передал поздравление и благословение папы.

Проповедь была произнесена преподобным монсеньором Петером фон Асфельд, каноником Кельнского собора, графом Священной Римской империи».

«VENI, CREATOR OPTIME» [80]

Окончательно успокоив меня сегодня сообщением о здоровье вашего отца, мой друг, вы подаете мне надежду, что сможете в конце недели привезти его сюда. Я его предупреждал, что в замке Розенфельд, находящемся среди лесов, несмотря на всевозможные предосторожности, ему придется терпеть лютый холод; к несчастью, наши советы для такого страстного охотника, как он, оказались бесполезными. Заклинаю вас, Клеманс, как только ваш отец сможет переносить езду в экипаже, увезите его без промедления; покиньте эту суровую страну и это дикое убежище, где могли жить только древние германцы с железным здоровьем, каких теперь уже не осталось на свете.

Я боюсь, что и вы заболеете, в свою очередь: усталость от этой внезапной поездки, тревога, терзавшая вас, пока вы не увидели своего отца, все это было слишком жестоко для вас. Как жаль, что я не смог вас сопровождать!..