Николай Чмырев - Развенчанная царевна

Феодосия снова отправилась к Евникии.

– Матушка, говорят, дверь выломают, вишь, им так приказано.

«Господи! Не лихо ли какое, не беда ли?» – пронеслось у Евникии в голове.

– Не отпирай,  – вдруг решила она,  – ломать не посмеют, а сама ложись спать.

Феодосия снова завалилась в постель, но не прошло и пяти минут, как опять послышался стук, но гораздо сильнее прежнего.

– Отоприте же, не то сломаем! – кричали со двора.

– Не велела матушка, и ломать не смеете! – огрызнулась Феодосия.

Кто-то налег на дверь, та затрещала.

Испуганная Евникия вскочила с постели и быстро начала одеваться.

– Феодосия, Феодосия! – закричала она.

Та вскочила и прибежала на зов.

– Да оденься ты, что ты нагишом-то летаешь! – зашумела на нее Евникия.

– Сейчас, матушка!

– Да погоди, скажи этим разбойникам, что отопрем, только оденемся.

– Слушаю, матушка! – проговорила Феодосия, выскакивая из комнаты.

Дверь между тем трещала под напором снаружи.

– Сейчас, сейчас отопру, погодите! – кричала им Феодосия. Через несколько минут она отперла дверь, в покой вошли дьяк и два стрельца; перед глазами Феодосии у крыльца мелькнула закрытая кибитка, окруженная ничего не понимающими сестрами. Феодосия при виде всего этого сильно перепугалась; она незаметно проскользнула за дверь и бросилась прямо к великой старице.

Сурово встретила Евникия дьяка.

– Царь и святейший патриарх приказали тебя немедля взять и свезти в Суздаль в Покровский монастырь,  – поспешно проговорил дьяк, не давая сказать слова Евникии,  – потому ты одевайся, сейчас же и поедем, подвода готова, тут стоит.

Евникия задрожала. Она никак не ожидала, что так нежданно-негаданно грянет над ней гром.

– Я… не поеду… не хочу! – как-то безотчетно произнесла она.

– Как же ты ослушаешься царского приказа?

– Не поеду, не поеду, не поеду! – твердила побледневшая Евникия, тихо опускаясь в кресло; силы изменили ей, и она не могла стоять на ногах.

– Матушка,  – почтительно проговорил дьяк,  – коли волей не поедешь, нам приказано силой увезти тебя, сама знаешь, что я не волен ослушаться царского приказа.

В ответ Евникия покачала головой.

Дьяк стоял и ждал.

– Что же, матушка, время не ждет, одевайся,  – заговорил он снова немного спустя.

– Одеваться мне нечего, я и так одета, а все-таки я не поеду.

– Что ж с тобой поделаешь, коли одета, тем лучше,  – сказал дьяк.  – Эй, братцы,  – обратился он к стоящим в прихожей стрельцам,  – проводите матушку к повозке.

Вошли стрельцы и направились к Евникии; та в испуге отмахивалась только руками. Стрельцы приподняли ее под руки.

– Стойте! – вдруг раздался голос.

Дьяк обернулся назад, в дверях стояла великая старица, она была бледна, глаза ее гневно сверкали.

– Стойте, что вы здесь делаете? – сурово спросила великая старица.

– Государыня,  – обратился к ней с поклоном дьяк,  – не обессудь, так приказали царь с патриархом.

– Царь с патриархом? А я приказываю сейчас же оставить ее и убираться вам самим отсюда.

– Воля твоя, государыня, не волен я так сделать.

– Да кто же я-то тебе, что ты смеешь еще разговаривать со мной? Уходи сейчас же!

– Уйду, великая государыня, сейчас уйду, только вместе с матушкой.

Дьяк мигнул стрельцам, те двинулись вперед.

– Стойте, стойте, не смейте ее уводить, я приказываю, слышите ли, я приказываю! – кричала Марфа.

Но в ответ ей дьяк отвесил только низкий поклон; стрельцы усадили Евникию в кибитку, дьяк вскочил туда же вслед за ней, и кибитка быстро выехала за монастырские ворота.

Марфа из-за такого явного неповиновения со стороны дьяка пришла в ярость. Она не могла понять, объяснить себе того, что произошло сейчас у нее перед глазами. Разве она более не государыня, слову которой все беспрекословно повиновались, желание которой предугадывалось, а теперь что же это, кто же возымел смелость отнимать у нее из рук власть? Не оперился ли сын и почувствовал себя настолько крепким и сильным, что сам без ее участия стал правителем? Или все дело в ее бывшем муже Филарете? Это вернее. И если это так, то тогда действительно борьба немыслима, она сознавала хорошо, что у нее не хватит сил на борьбу с патриархом.

В злобе бросилась она в кресло, и слезы бессильной ярости градом брызнули у нее из глаз.

– Так нет же, нет, пусть что хотят делают, а по-ихнему не будет! – решительно проговорила она, поднимаясь и направляясь к выходу.

Через час к царскому дворцу подъехала карета; из нее вышла Марфа.