Николай Чмырев - Развенчанная царевна

– Скажи на милость,  – заговорил Ермак,  – кто это тебе голову повязывал?

– А что?

– Да нешто так повязывают, этак ты и кровью изойдешь.

– Тут стрелец один, знахарем себя величает.

– А ты этого знахаря в шею, я тебе пришлю своего, тот тебя живо поднимет.

– Сделай милость, Ермак Тимофеевич.

– Сейчас пошлю, а теперь прощай пока, делов еще у меня уйма.

«Вишь, головы повязать не могут, тоже мне, ратные люди»,  – ворчал про себя Ермак Тимофеевич, плетясь по улице.

– Эй, Кудимыч,  – крикнул он, постучавшись в окно одной из изб.

– Что, атаман? – спросил, высовывая голову из окна, седоусый и седобородый казак.

– Подь, пожалуйста, к боярину, полечи его.

– А что с ним попритчилось?

– Татарин его изувечил, саблей голову раскроил.

– Какой саблей, коли наговорная, так ничего не поделаешь, никакие травы не помогут.

– Ты уж там погляди.

Казак поморщился, ему, видимо, не нравилось поручение атамана.

– Да ведь у них, атаман, свои знахари-стрельцы есть.

– Денег этих знахари не стоят, видел я, как ему голову повязали.

– Ладно, пойду, только мне сейчас идти недосуг, у меня вон Терентий лежит, надо сначала с ним управиться.

– А что с Терентием приключилось?

– Да то же, татарва ухо да щеку ему отхватила.

– Зайду взглянуть.

– Что ж, милости просим, да и хворый повеселеет, коль атамана удалого своего увидит.

Ермак Тимофеевич вошел в небольшую избушку знахаря. Прямо напротив окна сидел с обвязанным лицом Терентий, из-за повязки у него ярко блестел один только глаз. При виде атамана больной отвесил ему поклон.

– Что, товарищ, и тебе досталось?

– Так, маленько поцарапали,  – с трудом проговорил раненый.

– Маленько ли?

– Да пустяшное, ухо, анафема, отхватил, щеку срезал да нос поцарапал. Одно жалко, Кудимыч вот говорит, что одного уса да полбороды не будет, не вырастут.

– Что врешь-то! – заворчал Кудимыч.  – Всего пол-уса, а не целый, половина-то у тебя осталась.

– Да ведь это все едино,  – промычал больной.

– Как же это тебя угораздило? – спросил Ермак.

– Да подхватил одного поганого на копье, хочу его столкнуть в ров, а он, дьявол, тяжелый, копье-то у меня пополам, злость меня взяла, размахнулся я да как свисну его по бритой башке, он и покатился, только бельмами завертел, а тут другой как двинет меня, хорошо еще по голове не пришлось, а то не видать бы света Божьего.

– Так ты, Кудимыч, уж пожалуйста, поскорей приди к боярину.

– Чай, не помрет он, атаман, народ московский, здоровый.

– Говорю, кровью, как бык, изойдет.

– Ну ладно, сейчас пойду, правду сказать, с Терентием мне теперь и делать нечего, через неделю хоть опять в бой с татарами.

Ермак воротился домой. Три последних дня совершенно его измучили, он чувствовал какую-то ломоту во всем теле, нездоровилось ему.

– Эх, старость-то, видно, подходит,  – вздохнул он,  – то ли дело было прежде, сколько, бывало, ни маялся, а все как с гуся вода.

Но усталость брала свое. Сильно ломило тело.

– Вот еще беда будет, как занемогу, тогда хоть все дело брось.

Он закрыл глаза, и разные грезы стали мерещиться ему. Видит он свою дружину в том виде, в каком вышла она от Строгановых, бодрой, веселой, многих из товарищей нет теперь, но они перед ним стоят как живые, он ведет с ними речь. Но вот перед ним явился Иван Иванович Кольцо, все тот же, как в последний раз он отпустил его изловить Кучума, только бледен он да глаза какие-то тусклые. Горячо убеждает Кольцо двинуться в поход, поймать во что бы то ни стало Кучумку. Вся дружина охотно откликается на его призыв, дружные крики оглашают поляну.

Весело развевается стяг.

«Вперед, товарищи!» – кричит Ермак и рука об руку идет вперед всех с Кольцом.

Все громче и громче раздаются крики. Ермак вскочил на ноги. Это уже не грезы, а настоящие крики на дворе.

«Что это значит?» – мелькнуло в голове Ермака.

– Тащи его, черта бритого, к атаману! – раздавались голоса.

Ермак выскочил на улицу. Там собралась толпа, казаки смешались со стрельцами. Среди толпы стоял высокий, здоровый татарин с длинной бородой, чалма на голове была сбита на сторону, из-под нее выглядывала часть бритой головы.

– Что такое, братцы? – спросил Ермак.

– Кучумку этого самого изловили,  – гаркнул один казак.

Ермак встрепенулся. Глаза его блеснули радостью.

– Где же он?

– Да вот стоит, анафема.

– Что вы, братцы, да разве это Кучум? – недовольным голосом спросил атаман.

– Он самый!