Михаил Ломоносов - Жажда познания. Век XVIII

Того ради, слушатели, какое вы тщание оказываете теперь, при начале наступающего учения, такое ж и в следующем его течении продолжайте. Трудность в рассуждении благородного и рачительного воспитания есть не что иное, как только пустое имя. Если будет ваша охота и прилежание, то вы скоро можете показать, что и вам от природы даны умы такие ж, какие и тем, которыми целые народы хвалятся; уверьте свет, что Россия больше за поздным начатием учения, нежели за бессилием, в число просвещённых народов войти не успела. Что касается до трудности сего учения, то я всю тяжесть на себя принимаю; ежелиже снесть его буду я не в состоянии, то лучше желаю обессилен быть сею должностию, нежели оставить вас без удовольствия. Но ваше усердие и охота ваша, внешними знаками оказываемая острота обнадёживает меня, что я о тяжести предприемлемого мною дела никогда каяться не буду. Представьте себе, что на вас обратила очи свои Россия; от вас ожидает того плода, которого от сего университета надеется; вы те, которых успехи если будут соответствовать желанию российских добродетелей, то вся ваша надежда, которую вы воображаете в своих мыслях, уже наперёд исполнена. Прилежное о вас старание господина куратора сего университета обнадёживает вас, что вы по окончании трудов и добрых успехов во учении будете своим состоянием весьма довольны. Итак, будучи поощрены и своею ко учению склонностию и сверх того одарены несумненным чаянием чести и награждения, покажите, что вы того достойны, чтоб чрез вас Россия прославления своего во всём свете надеялась.

Домашнее обучение моё было так многообразно, что казалось бы странным, если б не было в свойствах и способах того времени. Четыре года его составляют свой особый век.

Первому чтению церковно-славянской грамоты заучили меня в Деньгах мать и в роде моего дядьки, служивший в поручениях, из дедовских людей, Андрей Кулид. Отец его был турчин, или булгар, вывезенный в малолетстве дедом по взятии Хотина в 1739 году. Тот же Андрей носил и водил меня в церковь, забавлял меня на бузиновой дудке или громко трубя в сурму из толстаго бодяка [459] ...трубя в сурму из толстого бодяка... — сурма (сурна) — дудка, бодяк — чертополох. и набирал мне пучки клубники на сенокосах. Не без того, что ученье моё, утомясь на складах и титлах [460] Склады — приёмы обучения чтению на церковнославянском языке, заключавшиеся в заучивании сочетаний букв. Титлы — особые знаки в древнерусском и церковном письме, ставившиеся над сокращёнными словами и цифрами. , бывало в бегах, и меня привязывали длинным ручником к столу. Главный отвлечения мои были побегать в саду с набранными погремушками, лазить на дерево или иную высоту, плескаться под дождём, откуда приводили хлющем [461] Детская песня под дождём: Иди, иди, дождику! Сварю тебе борщику В поливяном горшику, Цебром, ведром, дойницею, Над нашею криницею, Под нашею светлицею. или найти любимаго Вана. Татарин Иван, выходец средних лет, верный домашний скотарь, уродливою речью, но внятно рассказывал о горах и произведениях, о быте и происшествиях Крыма, певал закатисто татарский песни и, чудо всем, как скоро и легко ходил на высоких дыбах [462] Дыбы — ходули. [...]

Дядя отдал Елисея учиться версты за три в Крапивну, в дом знакомых. Отец мой был разборчивее, и способствовала самая близость церкви за нашим садом. Выставив пчёл, того же дня он призвал дьяка, осанистого пана Василя, с длинною косою, и меня отвели к нему в школу на часослов [463] Букварь, Часослов, Псалтырь — последовательное обучение по этим трём книгам являлось обычным приёмом получения начального образования. . Сначала водили меня туда и приходили за мною; потом и самому мне отдали короткую дорогу. В строении близ церкви две избы с большими окнами, через большия сени; были одна с перегородкою, жилая дьяку семейному, другая порожняя, светлая, собственно школа, о трёх длинных столах. Столы составляли род классов, на букварь, часослов и псалтырь; последние два с письмом. Школьники по тому были мальчики, подростки и взрослые. Писали начально разведённым мелом на опалённых с воском чёрных дощечках не слоистаго дерева, с простроченными линейками, а приученные уже писали чернилами на бумаге. Из третьяго же отделения набирались охотники в особый ирмолойный класс [464] Ирмолойный — от слова «ирмос» — напев для музыкального исполнения богослужебных текстов. , для церковнаго пения, что производилось раза три в неделю: зимою в комнате дьяка, а по весне под навесом. Шумно было в школе от крику 30 иди 40 голов, где каждый во весь голос читает, иной и поёт своё. А для вспоможения себе дьяк старшим надавал меньших. Отцы за науку платили дьяку по условию, в мере таксы, за каждый класс натурою и деньгами. Окончание класса школьником, кто когда выспеет, было торигеством всей школы. Он приносил в неё большой горшок сдобной каши, покрытый полотняным платком. Дьяк с своим обрядом снимал платок себе, кашу разъедали школьники и разбивали горшок палками на пустыре издалека в мелкие куски. Отец угощал дьяка. Школьники в церковном обиходе составляли хор певцов, которым дьяк гордился. Они же помогали ему звонить. Летом они отпускались то купаться у мельниц в реке Крапивне и половить рыбы, то из лесу по горе за рекою приносить ему орехи, калину и груши. К праздникам он давал им поздравительный вирши [465] Вирши — стихи на церковнославянском и народном языке духовного, а также светского содержания, особо популярные на Украине в XVI—XVIII вв. . Школа была всегда многолюдна, потому что ученье вело по степеням службы. Там я учил часослов. [...]