Василий Масютин - Царевна Нефрет [Том II]

Кэти, похоже, даже не заметила отчужденности Мэри и зазывала ее к себе, беседуя с нею покровительственным тоном, усвоенным вместе с положением мачехи.

При этом она неустанно следила за падчерицей: отец не должен был надолго оставаться наедине с дочерью.

Как-то Мэри зашла в кабинет отца. Он сидел в кресле. При появлении дочери с его лица сползла безмятежная улыбка; он знал, что Мэри явилась к нему с упреками. В другой комнате Кэти занимала гостей, пришедших на танцы.

Мэри положила руку на подлокотник кресла и начала:

— Папа! Скажи, что ты, собственно, наделал?!..

В эту минуту вошла Кэти и сладко промурлыкала:

— А мы тебя всюду ищем…

Взяла ее под руку и потянула за собой к гостям. Ландсберг пугался дочери и сам старался, чтобы кто-то всегда был рядом, когда она приходила в гости. После сцены в кабинете он прямо заявил жене:

— У нее невозможный характер!

Каждые два месяца дом Райта наполнялся гостями. Все было так, как когда-то представляла себе Мэри. Фамилии некоторых приглашенных можно было произносить с понятной гордостью: одни были известны всему Берлину, другие всей Европе, а третьи, возможно, и всему миру.

Общество разбивалось на маленькие кружки. Шли беседы на необыкновенно важные темы. На приемы Мэри надевала глубоко декольтированные платья, хвастаясь своими действительно великолепными плечами. Она переходила от одной группки к другой, в качестве хозяйки говорила всем и каждому какие-нибудь вежливые слова и поддерживала, если требовалось, угасающую беседу. Она обладала чисто женским талантом умело обходить подводные скалы, о которые могла разбиться — не понимая при этом обсуждаемой проблемы. Она затрагивала даже такие темы, что приводили мужчин в замешательство, и потихоньку втягивала в разговор посвященных.

Ученые и художники отвечали на ее вопросы не из одной только светской вежливости, но словно считали ее равной себе. Она оказывалась то в углу, то в центре гостиной, сновала от дивана к креслам и всюду бросала какие-нибудь фразы, призванные доказать ее интеллигентность. Флюгер на ветру не умеет лучше крутиться во все стороны, чем подобные женщины.

Райт чувствовал себя в собственном доме чужим. Он и раньше не любил широкого общества, избегал салонов, где собирались шумные гости. Теперь он отвечал на все вопросы лишь несколькими сухими и самыми необходимыми фразами. Ни один кружок гостей не пробуждал у него живого любопытства. Он вел себя так, как если бы все, что интересовало собравшихся в доме гостей, не стоило его внимания — и точно так же обходил вниманием все, чем жили его современники.

Учтивая, корректная и свободная манера держаться с людьми досталась ему в наследство от прежнего Райта — Райта тех времен, когда его еще не околдовал мир прошлого. Для людей из своего окружения у него были припасены готовые, шаблонные фразы; он со всеми обращался с одинаковой вежливостью, казавшейся каждому гостю предназначенной исключительно для него. И хотя он встречал гостей с приветливостью хорошо воспитанного светского человека — его душа и образ мыслей были совсем иными. То было царство, доступное в нашу эпоху, пожалуй, только ему одному — и остававшееся для всех остальных далеким и таинственным. Он держался как-то в стороне от всего, словно не принадлежал к реальному миру с его важными делами. Но это не обесцвечивало Райта, напротив — еще отчетливее подчеркивало свойства его личности.

Когда хозяин дома, неизменно спокойный и любезный, машинально прохаживался по комнатам, не один гость ощущал в нем дарование, способное ко многим великим свершениям.

Мэри обратила внимание на некоторые странные черты, проявившиеся в характере мужа; они раздражали и огорчали ее. Но так случалось лишь в краткие минуты задумчивости. Она была всецело занята обустройством дома и хозяйство отнимало у нее так много энергии, что ей было не до анализа своих чувств.

Секретарь Райта подражал шефу и, как новую одежду, перенял его манеры. Он отвечал кратко и сухо, стараясь придать лицу деловитую холодность, точно был поглощен высшими материями.

О его личной жизни никто ничего не знал ни в музее, ни в доме Райта. Он приходил в три часа дня и уходил в девять вечера — вот и все, что о нем можно было сказать. По мнению Мэри, он был человеком скучным. Однажды в приливе дружеских чувств она призналась Кэти, что секретарь производит на нее впечатление одного из тех бездельных фланеров, что с молчаливой гордостью бродят по универсальным магазинам, свысока поглядывая на публику и продавцов.