Владимир Коломиец - Терское казачество. Вспомним, братцы, про былое

– Когда собираться? – спросил Григорий.

– Как обычно, в мае, – ответил отец и повел разговор уже как начальник, знающий каждую минуту, под кем он стоит и кто под ним.

– Вот, – вынул он лист с приказом, – завтра объявлю в станице, кому собираться.

За сыновей атаман был спокоен. Службу они познали сполна. Григорий проходил службу на Камбилеевке и близ Грозного, бывал и в стычках. Да и Егор не новичок в службе, хотя и младший: «Гоняли здорово, чего говорить, – думал атаман, – мало кто оставался небитым, но школу оба прошли отменную. Правда, Григорий теперь женатый», – сочувственно промелькнула мысль, но он ее отбросил.

– Сейчас чего не служить? – обращается он к обоим и начинает вспоминать о своей службе в войне с Персией и в Русско-турецкую войну.

– Три года в походах и боях. В двадцать три года получил орден Св. Георгия и увенчал свои подвиги офицерским званием.

– Никогда не забуду, – он облизнул сухие губы и подергал ус, – после Конвоя, когда уже начальствовал, в станице молились за меня, чтобы вернулся живым из стычек с горцами. Ох, и лихое было время!

Григорий и Егор слушали отца с оживленным интересом. Кое-что они слышали и раньше, но от услышанного как-то немножко похолодели и даже оглянулись вокруг.

Персия, Карс, война с турками – как это героически далеко, а тот, кто тогда мерз, стрелял, получал награды, сидит рядом и рассказывает:

– Вот из этого дома я, в свое время, уезжал в Конвой, – обняв за плечи сыновей, продолжал атаман. – Казаки-конвойцы – это телохранители. Изо дня в день они при царе и его августейшем семействе. Это высочайшие выходы по случаю Нового года, крещенского водосвятия, пасхальной заутрени, дней рождений, бракосочетаний, это встречи и проводы иностранных гостей и прочее. То надо проводить кого-то из близких до границы, то великокняжеский выезд в театр.

Глаза отца искрились. Вспоминал ли он взятие Карса, выезды казачьего Конвоя или великосветские парады под Петербургом, в нем ощущался казак, на первом месте у которого в торжестве дисциплина и верность присяге.

– Казаки-конвойцы – это не блестящие кавалергарды на гнедых конях, не золотистые кирасиры и уланы. Терцы в черкесках из фабричного сукна, без гусарских ментиков на дорогом меху, в папахах вместо черных доломанов напоминают царю, более чем кто-либо из окружающих, народ, от которого он отгорожен дворцами и охраной. И казаки всегда у него за спиной.

– Скажу тебе, Гриша, царь был милостив к казакам. Помню, однажды он говорил: «Помните, казаки, за Богом – молитва, а за царем – служба, и служба эта не пропадет. Если с кем что случится и нужна моя помощь – обращайтесь!» Конечно, я не помню, чтобы кто-то к нему обращался, но, видно Богу угодно, чтобы кто-то из моих сыновей пошел по моим стопам, – ласково сказал отец. – Ты не знаешь, сынок, как будет успокоена моя старость тем, что ты отслужишь в Конвое.

Вера отца в царское обещание была столь великодушна, что сыновья даже залюбовались им, и каждый про себя подумал: «Дай Бог, чтобы такие старики были долговечны на земле».

– Батя, а не тяжело тебе быть атаманом? – спросил Григорий, чтобы перевести разговор.

– Сам побудешь, испытаешь, тогда и узнаешь, – не задумываясь, ответил отец.

А сыновья, глядя на его седеющую голову, продолжали размышлять: «Кому понять тоску старого казака, когда он готовит к проводам сыновей. Вот заскорбела душа и выплеснулось. Недаром же сказано в писаниях: "и всходит утро, и гаснет заря;…взверзи на Господа печаль свою"».

– Не думайте, что все это легко, – сказал атаман и снова обнял сыновей.

В хату вошли жена атамана и невестка.

– Будем готовить казаков в путь-дорогу, – сообщил он им новость. А пока те приходили в себя, продолжил:

– На следующей неделе, в четверг [3], поедем в Прохладную, покупать Григорию коня!

В Прохладную атаман с сыновьями выехал ранним утром. На севере косо висела Большая Медведица, а вокруг еще лежала черная густая мгла. Миновав Куян, так казаки называли северную сторону станицы, они выехали на страшноватый ночным видением Терек. Река дугой подпирала пришибские кручи, показывая свои неистовые силы и скрывая где-то на глубине казачьи тайны. «Да, сколько тайн знает река?» – подумал атаман и стал вспоминать, как они с Настей после захвата абреками бежали из Малой Кабарды, переправившись через Терек. «Кто сейчас знает, как они попали в станицу? – подумал он, и сам же себе ответил, – только Терек».

Было прохладно. Лошади негромко шлепали копытами по увлажненной пыли. Попыхивая самокруткой, атаман продолжал вспоминать: «Сколько пришлось выезжать в такую рань». Вспомнились почему-то долгие ночи у костра и неприхотливый ночлег: вместо подушки седло, пропахшее лошадиным потом, вместо одеяла – бурка.