Сьюзен Зонтаг - Поклонник вулканов

Спустя два месяца наконец-то пришло письмо от Чарлза.

Она тут же написала ответ.

«Дорогой Чарлс, ах, мае серце савсем разбита. Ах, Чарлс, милый Чарлс, как ты можишь так холодно и безразлично саветывать мне лечь с ним в пастель. Он ведь твой дядя! Ах, это же хуже всиво, но я не буду, я не стану гневаться. Если бы я была с табой, я тибя убила бы и сибя, убила бы нас обеих. Ничаво не хочится делать, только вирнутся дамой к тибе. Если нильзя, то я приеду дамой в Лондон. Порок и зло будут нарастать, пака я не памру и мне астается только придуприждать молодых женщин никагда не быть слишкам добрыми. Ты зделал так, што я палюбила тибя, тя зделал миня добрай, а типерь ты бросил миня и лишь насильный канец прикратит нашу свясь, если с нею нада канчать».

В заключение она добавила: «Ни в тваих интиресах абижать миня, так как ты не знаишь, какую силу я обрила сдесь. Но только я никагда не буду его любовницай — если ты абидишь миня, я зделаю так, что он женитса на мне. Господи, пускай он прастит тибя вавеки виков».

Это письмо было написано первого августа. Она и потом продолжала писать, умолять, прощаться и мурыжила Кавалера еще целых пять месяцев. В декабре Эмма сообщила Чарлзу, что твердо настроилась сделать все как можно лучше. «Я ришилась быть благаразумной, — писала она. — Я женщина и давольно красивая, но нильзя быть всем сразу и аднавримено…»

Невозможно описать…

«Невозможно описать ее красоту, — сказал как-то Кавалер. — Невозможно описать, каким счастливым она сделала меня».

«Нивозможно аписать, как я скучаю, Чарлс, — сетовала в письме девушка. — Нивозможно аписать, как я сиржусь на тибя».

А вот что сообщал Кавалер об извержении Вулкана, которым он опять стал восхищаться: «Невозможно описать великолепное появление целых фонтанов раскаленных докрасна камней, намного превосходящих по красоте самые поразительные фейерверки, — говорилось в письме, и далее он проводил ряд сравнений, ни одно из которых не могло точно передать великолепие того зрелища, которое ему довелось увидеть. — Подобно любому объекту, кипящему от великой страсти, вулкан объемлет множество противоречивых компонентов. Занимательное зрелище и апокалипсис, полный оборот субстанции, демонстрирующий четыре последовательных элемента: сначала появляется дым, затем огонь, после извергается лава и, наконец, выплескивается град раскаленных камней, самых твердых на земле».

Про девушку же Кавалер частенько говорил себе и собеседникам примерно следующее: «Она напоминает… много общего… могла бы играть… Это больше чем схожесть. Это настоящее олицетворение».

Эмма воплощала в себе ту самую красоту, которую отображали на картинах, в скульптурах, в росписи на вазах и которую он обожал и поклонялся ей. Она — Венера, она Диана со стрелами, Фетида, полулежащая на колеснице и ожидающая своего нареченного. Ничто иное не представлялось ему столь прекрасным, как некоторые предметы и образы, отраженные, нет, запечатленные образы той красоты, которой никогда не существовало или никогда больше не будет существовать. Теперь же он понял, что образы не только запечатлевают красоту в произведениях искусства, но и сами становятся ее предвестниками, ее предтечей. Реальность раскололась на бесчисленное множество образов, а они, эти образы, запылали ярким пламенем в одном сердце, потому что все они говорили о единой красоте.

Теперь в распоряжении Кавалера была красота и необъезженная дикая кобылица.

Люди, словно попугаи, твердят, что племянник, дескать, уступил девушку Кавалеру за весьма внушительную сумму, которую тот дал ему взаймы. Пусть они думают, что хотят. Если бы была хоть малейшая выгода в том, чтобы жить вдали от родных пенатов да еще в самой столице мракобесия и плотских необузданных излишеств, то это значило бы, что он сам такого пожелал.

Во время вечерней прогулки, когда на закате солнца они ехали в экипажах по набережной Кьяйа, Кавалер представил Эмму местному высшему свету, а в одно из воскресений — их величествам королю и королеве. Однако привести ее во дворец он пока еще не мог, но в любых других местах свободно появлялся с Эммой. Он видел, что все подлинные ценители красоты были от девушки в восторге. Что уж тут говорить о простых людях, прачках, уличных попрошайках, разносчиках — те вообще принимали ее за небесного ангела. Когда он привез ее на остров Искья, некоторые крестьяне опустились перед девушкой на колени, а пришедший в дом священник, осенив себя крестным знамением, объявил во всеуслышание, что она ниспослана с особой миссией. Горничные, которых Кавалер приставил к ней, просили Эмму помолиться за них, так как, по их словам, она вылитая непорочная пресвятая мадонна. Однажды, увидев лошадей, украшенных искусственными цветами, темно-красными кистями и султанами из перьев на головах, девушка в восторге захлопала в ладоши. Кучер с серьезным видом подался вперед, снял с лошади султан и с поклоном преподнес ей. При взгляде на нее лица у людей светлели. Эмма была настолько жизнерадостна, полна живости и веселья, что любой, кому она не нравилась, считался набитым дурнем и чертовым кривлякой. Как же можно не восторгаться и не радоваться, общаясь с ней?