Дмитрий Дмитриев - Император-отрок. Историческая дилогия

Там же шли строгие, «с пристрастием» допросы доставляемых в крепость Долгоруковых. Инквизицией над ними управляли из Петербурга два Андрея Ивановича – Остерман и Ушаков, а за ними стояла целая толпа врагов и недоброжелателей несчастных ссыльных князей Долгоруковых.

Целый год тянулись допросы в Шлиссельбурге; начавшись в октябре 1738 года, они окончились в октябре 1739 года.

Этот процесс не мог не обратить на себя внимания и в России и за границей. Униженная и оскорбленная фамилия временщиков снова воспрянула через десять лет! Все с напряженным вниманием следили за ее дальнейшей судьбой, но никто ничего не знал определенного относительно того, зачем везут в Шлиссельбург Долгоруковых с разных концов России. И вот иностранные дипломаты стали прислушиваться к слухам и толкам и заносить их в свои депеши и в заграничные листки и журналы.

В то время Россия переживала трудное для нее время, и почва для слухов была обильная. Начались преследования родовитых русских людей. Граф Апраксин, князь Волконский, князь Алексей Михайлович Голицын, обращенные в придворных шутов, играли в чехарду в спальне больной императрицы, кудахтали, сидя на лукошках с яйцами, и нежно заботились о здоровье царской собачки. В 1737 году была низложена вся фамилия Голицыных; вождь верховников в 1730 году князь Д. М. Голицын был заключен в Шлиссельбург, его сыновья и другие родичи сосланы кто в Казань, кто в Астрахань, кто в Сибирь.

Носились слухи, что Долгоруковы замышляли государственный переворот в пользу принцессы Елизаветы Петровны; рассказывали даже подробный план этого переворота. Заговорщики находились будто бы в сношениях со Швецией и Францией. При ожидавшемся всеми поражении русской армии в Молдавии шведские войска должны были вступить в пределы России, что явилось бы сигналом к перевороту. Предполагалось императрицу заключить в монастырь, произвести еще более короткую расправу с герцогом Бироном, а принцессу Анну Леопольдовну и герцога Брауншвейгского, помолвка принцессы с которым была почти улажена, отправить обратно в Германию. Затем хотели вообще прогнать всех немцев и в заключение всего провозгласить императрицею Елизавету Петровну, обвенчав ее с Александром Нарышкиным, жившим с 1730 года за границей.

Однако успех Миниха в Молдавии (взятие Хотина и переход через Прут) расстроил все планы. Тридцать первого октября 1739 года было образовано обычное в то время для политических процессов «генеральное собрание», состоящее из кабинет-министров, сенаторов и трех первенствующих членов синода, с депутатами от придворного штата, от гвардии, от генералитета, военной и адмиралтейств-коллегии, губернской с. – петербургской канцелярии с ревизион-, коммерц- и юстиц-коллегиями. Генеральное собрание, выслушав «изображение о государственных воровских замыслах Долгоруковых, в которых по следствию не токмо обличены, но и сами винились», – в тот же день постановило следующий приговор: князя Ивана Алексеевича четвертовать, а затем отсечь ему голову; князьям Василию Лукичу, Сергею и Ивану Григорьевичам отсечь головы. О фельдмаршале Василии Владимировиче и брате его Михаиле Владимировиче говорилось: «Хотя они и достойны смерти, но передается о них на высочайшую милость императорского величества». Все имущество Долгоруковых, движимое и конфискованное в 1730 году недвижимое, было отписано на ее императорское величество [5] Древняя и новая Россия. 1879. .

Шестого ноября 1739 года в Новгород прибыл Андрей Иванович Ушаков, чтобы присутствовать при казни, которая была назначена на 8 ноября. Один из родичей Долгоруковых [6] Н. В. Долгорукий так описывает казнь несчастного князя Ивана:

«В версте почти от Новгорода лежит большая болотистая местность, отдаленная от города оврагом с высохшим на дне его ручьем, известным под названием Федоровский ручей. На этом болотистом месте находилось кладбище для бедных, так называемое Скудельничье кладбище. В четверти версты от него был воздвигнут эшафот. Начали с наказания кнутом трех меньших братьев князя Ивана, из которых Николаю, кроме того, «урезали» язык; затем отрубили головы князьям Ивану и Сергею Григорьевичам и Василию Лукичу. Наконец, очередь дошла до Ивана Алексеевича, приговоренного к четвертованию. Он вел себя в эту высокую и страшную минуту с необыкновенной твердостью; он встретил смерть – и какую смерть! – с мужеством истинно русским. В то время, когда палач привязывал его к роковой доске, он молился Богу; когда ему отрубили правую руку, он произнес: «Благодарю тебя, Боже мой», при отнятии левой ноги – «яко сподобил мя еси»… «познати тя» – произнес он, когда ему рубили левую руку, и лишился сознания. Палач поторопился кончить казнь, отрубив ему правую ногу и вслед за тем голову».