Дмитрий Дмитриев - Император-отрок. Историческая дилогия

Однако замужество Анны Иоанновны было несчастливо; вскоре после свадьбы новобрачные уехали в Курляндию, где и должны были поселиться, но, отъехав только сорок верст от Петербурга, герцог скоропостижно скончался. Однако Петр пожелал, чтобы овдовевшая его племянница, герцогиня Курляндская, осталась жить во владениях своего мужа.

Проживая в Митаве, Анна Иоанновна нередко бедствовала; на содержание ее двора отпускалось слишком недостаточно. За деньгами она часто обращалась к своему дяде, императору Петру. Герцогиня только по имени управляла Курляндией, а на самом деле всем правил Петр, который посылал указы и обо всем получал сведения через своего резидента Бестужева, прикомандированного Петром ко двору герцогини; даже о ее хозяйстве Бестужев обязан был доносить государю.

Бестужев пользовался полным расположением герцогини, но имел неосторожность приблизить к себе и оказать свое покровительство одному немцу, Эрнсту Иоганну Бирону, который быстро завладел расположением герцогини и стал ее фаворитом, совершенно вытеснив из ее сердца вспыхнувшую страсть к принцу саксонскому Морицу, который посетил Митаву и намерен был посвататься к герцогине.

Став императрицей, Анна Иоанновна вела однообразную жизнь, и это однообразие нарушалось только разными забавами, которые выдумывали ее придворные; государыня любила лошадей и верховую езду; точно так же и Бирон был страстный охотник до лошадей. Государыня любила также забавляться стрельбою; во дворец привозили разных зверей для примерной царской охоты. Она любила наряды и предпочитала яркие цвета; под строгой ответственностью, никто не смел являться во дворец в черном платье.

По воскресеньям и четвергам при дворе происходили так называемые «куртаги»; в эти дни съезжались вельможи и придворные в роскошных цветных одеждах.

При дворе давались немецкие и итальянские спектакли, а в 1736 году Анна Иоанновна ввела в первый раз в России итальянскую оперу. Кроме того, императрица очень любила слушать песни своих фрейлин, наблюдать их танцы, а также посмеяться над проделками шутов и шутих, которых у нее было несколько.

Делами правления императрица почти не занималась, совершенно вверив их кабинету министров, во главе которого стоял ее фаворит Бирон. Само собой понятно, что однообразие жизни чисто физической, не оживляемой духовными интересами, угнетало монархиню, и она не раз сетовала на свою судьбу, тем более что нет-нет, но и до нее доходили сведения о грустном внутреннем положении империи.

Так и в описываемый день, вернувшись из церкви, государыня была особенно задумчива:

«Я – царица земли обширной, могучей; другие государи завидуют мне, счастливейшей монархиней в свете меня называют… Чего мне не хватает? Все, все есть у меня – могущество, богатство, слава, любовь народная… Я – мать своему народу… Полно, так ли? Мать сердечно любит своих детей, заботится о них, а я… Да нет, разве я не люблю моей Руси, дорогой родины? Разве я не пекусь о славе, о могуществе моего народа? Если и есть какие упущения в моем правлении, так разве я за всем услежу?.. Я – женщина слабая, немощная… Господь меня простит… Он видит мою душу, читает мои помыслы… Одной мне не управить государством… Я правителей поставила, и если они правление ведут нечестно, неправильно, то на их душах будет грех, они за свою неправду перед Господом ответчики, они, а не я… И Богу ответят, и народу».

Как ни далеко стояла императрица от народа, разделенная с ним средостением из немцев, все же до нее доходили нерадостные вести о положении ее подданных. Действительно, русский народ в царствование Анны Иоанновны бедствовал и терпел страшную нужду от неурожая хлеба; к тому же опустошительные, почти повсеместные пожары истребляли не только деревни, но даже и целые города. Пожары приписывались поджогам. К этим бедствиям присоединилось другое – разбойники. Целыми шайками бродили они по всем дорогам и нападали на пеших и конных, даже и на целые селения, предавая все огню и грабежу. Но главным образом народ страдал от своеволия начальствующих лиц. Каждый из этих лиц брал пример с высших правителей, которые, добившись выдающегося положения и понимая, что они могут быть лишь «калифами на час», всеми правдами и неправдами старались составить себе состояние. Государственная казна расхищалась безмерно, денег на государственные нужды в ней не было, и, конечно, народ был отягощен массой налогов. Всюду царили взяточничество, самоуправство, всякая неправда за деньги становилась правдой, и, конечно, народ изнемогал. Пример в притеснениях шел с верхов бюрократии, во главе с самим Бироном, в низшие слои представителей власти, и не было удержу угнетателям народа.