Олег Капустин - Нефертити. Роковая ошибка жены фараона

Хеви-старший, как несколько фамильярно величали фараона даже простолюдины, в конечном счёте мало чем отличался от самого обычного своего подданного. Просто масштабы, в которых он прожигал жизнь, были значительно более грандиозные, чем у скромного писца какой-нибудь государственной конторы. Вот и теперь в начале осени, когда испепеляющая жара начала мало-помалу спадать и по ночам уже можно было свободно дышать свежим ветерком, дующим с реки, Хеви-старший задумал очередную серию вечерних пиров...

Однажды рано утром после очередного вечерне-ночного празднества, переросшего в разнузданную оргию, во дворце фараона, расположенном на западном берегу Нила, начался необычный переполох. Словно ураган обрушился на жилище повелителя великой страны. Десятки слуг и придворных с изрядно помятыми лицами после бессонной ночи бегали по бесчисленным залам и закоулкам огромного дворца властителя Египта и громкими, испуганными голосами предупреждали всех, на кого они впопыхах натыкались:

— Царица пришла! Царица нас посетила!

На языке слуг это означало: «Спасайся, кто может! »

А по гулким прохладным коридорам уверенной, тяжёлой поступью человека, которому уже давно надоело нагонять страх на избалованных и порочных приближенных фараона, решительно шествовала невысокая и не по годам стройная царица Египта Тии {65}. Все, на кого она стремительно налетала, шарахались от неё, как от привидения, вынырнувшего прямо из преисподней. Наконец высокие тяжёлые двери из ливанского кедра с затейливой резьбой и причудливыми накладками из золота и слоновой кости распахнулись перед женой фараона, и она вошла в спальню к мужу.

— Ты, вероятно, последние остатки своих мозгов окончательно пропил? — резко выкрикнула она, остановившись перед широкой кроватью, где возлежал её супруг.

Фараон с трудом поднял плохо выбритую, жёлтую с синяками круглую голову, поросшую трёхдневной щетиной, — явный признак того, что он уже несколько дней был в запое.

— Тебе делать, что ли, нечего, будишь меня в такую рань?! — пробормотал, морщась, опухший от пьянства и оплывший от жира властитель Египта.

— А ну пошли отсюда! — яростно цыкнула царица на двух крупных девок, спавших мгновение назад на смятых простынях рядом с фараоном. Сейчас они с ужасом всматривались слипающимися глазами в непонятно откуда взявшуюся в спальне царицу в сверкающем золотом и драгоценными камнями, полном парадном облачении, больше похожую на пантеру, чем на женщину.

Шлёпая босыми ногами по мраморному полу, девицы ринулись вон. Только мелькнули большие груди с красными сосками и круглые голые задницы. Хеви на старости лет полюбил пышные формы.

— Сегодня начало праздника Опет {66}. — Тии продолжила громко, с противно-наставительными интонациями, уперев свои небольшие, но крепкие руки в бока (жест, который был так характерен для её уже покойной мамочки): — Тебя дожидаются все Фивы, а ты валяешься здесь с какими-то толстозадыми девками! А кто тебе такой синячище посадил под глаз? Опять пьянствовал со своим ублюдком-сыночком Пасером, главным виночерпием, этим ядовитым отродьем Амры?

— О, великий Амон! Я же совсем забыл про этот праздник! — воскликнул фараон и попытался стремительно вскочить с постели, но тут же рухнул назад, так как у него закружилась голова. — Послушай, голубка моя, — прохрипел он, еле шевеля сухим и шершавым языком, затыкая уши и гримасничая, — не ори так громко. У тебя не голос, а раскалённое шило и ядовитое жало скорпиона, вместе взятые. Позови, дорогая, слуг, чтобы привели меня в порядок, а то я даже громко слово промолвить не могу, голова просто раскалывается. Да, и прикажи, чтобы принесли кубок с вином.

— Тебе только сейчас вина не хватало, — небрежно отмахнулась Тии, взглядом приказывая слугам заняться их повелителем. — Чтобы через полчаса ты был готов! Да синячище под глазом получше замажь, не то ведь позор на весь мир: живой бог с разбитой, как у портового грузчика, мордой!

— Ну только один кубок, милая! — взмолился Хеви. — Ты что, не понимаешь, что я могу умереть, если не выпью сейчас хотя бы один глоток?! — добавил он, свирепея и истерично повышая голос.

— Дайте ему вина, — мрачно разрешила царица, с гримасой отвращения наблюдая за корчившимся в муках на постели муженьком, — но только половину кубка, не то его развезёт и он испортит всю церемонию. А если кто-нибудь нальёт ему сверх этого хоть один глоток, то я вас всех перевешаю как собак, а главного виночерпия посажу на кол! Где, кстати, этот мерзавец? — Она огляделась с кровожадным выражением лица.