Мамсур Цаллагов - На войне Дунайской [Документальная повесть]

Гуда смешно сморщил свое узкое, хитрое лицо, взглянул на локоть, ободранный от частого ползания в разведке, и усмехнулся:

— «Отведал». Как вышел за порог, флигель-адъютант хлоп меня по плечу: «Следовайт за минэ, шнель!..» Плохо по-русски знает. Немец. Провел меня в буфетную, налил из серебряного кувшина анисовки. Пей, говорит, в честь царской награды. Я отвечаю: «Р-рад стараться, ваше сиятельство!» Выпил. Смотрю на него вопросительно. А он стоит и думает, что еще водки хочу. Наливает вторую. Спрашивает: «За что пьешь, молодец?» Отвечаю: «За то, чтобы все знамена взять у турецкой армии!»

— Вот за это ты молодец, Гуда. Но как же ты забыл выпить за здравие царя-батюшки.

— Не мог. Немец не дал закусить. Першило.

— К обеду не пригласили?

— Нет. Локтем закусил. — Гуда снова посмотрел на ободранный локоть черкески. — Там, ваше благородие, одних генералов и полковников человек сто. Сколько на них фуража уходит, а тут еще я…

— Фуража? Ты, Гуда, не заговаривайся.

Солдаты смеются. Из палатки выходит Левис с извечной трубкой в зубах.

— Об чем смех? Корнет!

Есиев со всеми подробностями докладывает Левису о рассказе Бекузарова. Полковник с хохотом возвращается в палатку.

— Что там? — спрашивает Тутолмин.

— Солдатские побасенки. Кавалер Бекузаров про царский обед рассказывал.

— Будет у нас сто кавалеров! Потрудитесь, Оскар Александрович, представить мне наградные реляции на осетин и терцев — безотлагательно. Смену дозоров составьте из тех, кто не был вчера в атаке.

— Будет исполнено.

— Не задерживаю вас, полковник.

И снова заскрипело перо командира бригады:

«Много бодрости духа должны были иметь казаки, чтобы выдержать эту бессменную сторожевую службу, находясь всегда в нужде и лишениях, ежечасно под пулею, но, слава богу, день прошел благополучно. Что-то будет ночью?»

Где-то у костра заунывным тенором пел казак:

Полковник отложил перо, вышел из палатки. Песня доносилась из расположения четвертой сотни терцев.

Полковник повторял про себя эти слова, чтобы запомнить. Кончилась казачья песня, и у костра второй осетинской сотни, где сидели Есиев и Гуда, кто-то протяжно, негромко затянул по-осетински:

Голос то мелодично переливался, то переходил в речитативную скороговорку, и протяжное «ой» соединялось с хоровой октавой всех сидящих у костра.

Зачарованный песней осетин, командир бригады не заметил, как к нему подошел дежурный офицер отряда, поручик Рижского драгунского полка. Полковник рассеяно выслушал офицера, передавшего устное приказание: спать!

Тутолмин понял суть приказа, но не решался перебивать такую чудесную песню. Не зная осетинских слов, он все же уловил ее глубокий смысл: горцы принесли в Болгарию тепло своей осетинской земли.

Мелодия внезапно оборвалась. Стало совсем тихо, но не надолго. Из-за крайних палаток послышались голоса:

— Стой! Пропуск?

— Плевна прописк.

— Пароль?

— Палмыр.

— А, это ты Гайтов? Не «Палмыр», а «Пальмира». Повтори пять разов сряду…

— Иды, к чертовой бабушкам.

Иналук Гайтов прибыл не один, а с разъездом Екатеринославского драгунского полка. Начальник разъезда офицер Масленников, посланный из Иглавы в Кавказскую бригаду, взял по дороге Гайтова из «почтового разъезда» в качестве проводника.

Масленников привез важную записку от командира 4-го армейского корпуса генерал-лейтенанта Крылова.

Тутолмин вызвал в палатку всех офицеров и сообщил, что на высоте деревни Кришино обнаружена значительная колонна турецких войск, преимущественно пехота. Она направлялась на шоссе из Плевны в Ловчу.

— Господа офицеры! Возможно, турки подошли уже близко к нам. Дорога каждая минута…

В лагере угасли костры.

Сотни Владикавказско-осетинского полка выступили на разведку неприятельской колонны, имея впереди дозоры пластунов-охотников.

Дивизион осетинских всадников родился под счастливой звездой, ему довелось воевать под командованием талантливых полководцев Скобелева и Гурко, судьба послала им таких блестящих мастеров сложного, ошеломляющего маневра, какими были полковники Тутолмин и Левис-оф-Минар.

Хорошая русская пословица: «Не зная броду, не суйся в воду» многие века бытует в военном мире.