…Верочка, здравствуй! Не сердись на меня, но получилось так, что письмо, написанное в самолете, я не отправил с летчиками обратно. Мы неудачно приземлились — пришлось перетаскивать грузы на берег по пояс в воде. В этой суматохе я и забыл передать летчикам письмо, чтобы они опустили его в почтовый ящик на центральной базе экспедиции. Оно осталось со мной, и вот уже вторую неделю я ношу его по тайге, думая о том, что оно дошло до тебя и что ты уже прочитала его.
Я нашел его вчера среди карт и теперь не знаю, когда оно попадет к тебе. Но, несмотря на это, я все же пишу тебе, — наверное, по привычке. Как мы живем? Тебе, наверное, не очень-то интересно знать это — десятки моих северных писем лежат на твоем туалете в резной перламутровой шкатулке. И все они написаны из тайги, от костра и полны описаний нашей во все годы одинаковой бродячей геологической жизни.
Я и сейчас сижу у костра и, разложив на коленях помятый лист, царапаю карандашом по бумаге. Все уже спят, я сижу один, кругом на тысячи километров тайга и темнота, и наш костер затерялся в ней, как маленькая светлая песчинка в огромном океане ночи.
Я сижу теперь так очень часто. Ребята ругаются, просят ложиться, а потом залезают в спальные мешки и оставляют меня один на один с костром. Я сижу, смотрю на пламя, на синие языки углей, на улетающие вверх искры, и мне почему-то всегда в такие минуты вспоминаются слова нашей старой геологической песни:
Я смотрю на костер догорающий,
Пляшет розовый отблеск огня.
После трудного дня спят товарищи,
Почему среди них нет тебя?..
…Здравствуй, Верочка, милая! Снова привал, снова ночь и костер, и мне снова захотелось поговорить с тобой. Пожалуй, это письмо я привезу тебе зимой сам — раньше оно не дойдет до тебя.
Когда я приеду, я не буду ничего тебе рассказывать. Я молча войду в твою комнату, поставлю на пол рюкзак и отдам тебе это письмо. Ты будешь читать его, а я буду сидеть напротив и смотреть на тебя, на твое лицо, на твои волосы, на твои руки. Ты прочтешь письмо, все поймешь, и мы больше не будем вспоминать обо мне. Мы будем говорить только о тебе — о твоей жизни, о твоих делах, о твоих заботах.
Поэтому я пишу тебе сейчас обо всем — о нашей работе, о наших невзгодах и разочарованиях, о наших маленьких радостях.
Мы ищем здесь, за Полярным кругом, кимберлитовую алмазную трубку. Что это такое, ты знаешь по моим старым рассказам. Я могу добавить только, что без нее нам нельзя возвращаться на центральную базу экспедиции. Мы не можем не найти ее. К этому подготовлено все: определен приблизительный район, выработана поисковая методика. Мы не имеем права не открыть трубку: потрачено слишком много времени, сил и средств на подготовительные работы.
Трубка окружена геологами со всех сторон, ей некуда деваться. От нас требуется только одно — нащупать трубку, взять из нее образцы и нанести контуры месторождения на карту. По нашим следам пойдут строители. Они заложат на трубке рудник и поселок. И это должно быть сделано не позже будущего лета, — значит, этой осенью мы не можем вернуться на центральную базу с пустыми руками. Мы знаем, что где-то далеко на юге вышли на поиски кимберлита еще несколько разведочных отрядов. Это придает нам сил, — естественно, хочется быть первыми.
Мы начали работать с опозданием: в этом году в Якутии лето было дождливое, разлив затянулся, и только в конце июля сошла большая вода, и удалось вылететь с центральной базы к месту поисков. Сейчас здесь последние дни позднего бабьего лета. Стоит теплынь. Солнце печет болота и мари, воздух до дурноты насыщен пряными таежными испарениями. Но уже чувствуется приближение короткой полярной осени: побурела хвоя на лиственницах, по утрам кусты багульника серебрятся легким инеем, печально опускают вниз свои ветки чахлые лиственные деревья. Еще одна осенняя примета: пропадают постепенно комары. Их отсутствие старается возместить мошкара. Гнус прямо-таки свирепствует — у меня опухли руки и разодрано все лицо.
«Пьяная» якутская тайга становится еще пьянее. Помнишь, я тебе как-то рассказывал, что деревья в якутском Заполярье растут не прямо, а вкривь и вкось. Это оттого, что здесь очень сильные зимние морозы, от которых древесину перекручивает так сильно, что тайга и впрямь похожа на подгулявшую компанию. Многострадальные якутские деревья очень остро чувствуют снижение температуры и первыми начинают реагировать на приближающиеся холода, сгибаясь и наклоняясь к земле.
Читать дальше