Кони стелились по пыльной дороге — и Зубок под Андреем, и Дрозд под Харьком, и прочие под немногочисленным конвоем.
Андрей же думал, думал. Хотя решение вызрело уже в Ельце.
Нет греха страшнее, чем отказаться от своего крестного имени. Чем назвать себя именем другого человека. Даже ради того, чтобы оказаться во главе огромного государства. В этом отец Варлаам прав. Благие намерения заставили его принести на Русь эти документы. Да только... нет и такого греха, в котором нельзя раскаяться!
Так думалось.
Но иногда казалось, что подобного не могло случиться. Что это просто новая хитрость ляхов. Не намерились ли они сковырнуть молодого царя, который вздумал им угрожать? А коли нет, дескать, на Руси законных наследников престола — так отдадут, мол, московский престол королевичу Владиславу?
Успокаивал себя надеждами Андрей. Стремился поскорее обо всём открыто потолковать в Москве.
Встречные люди говорили о царской свадьбе — как о сказке. И чем ближе к Москве, тем сильнее верилось в эту сказку. Особенно после того, как миновали Тулу.
Андрей живо представлял себе счастливого жениха, красавицу невесту при нём. И ни тени зависти не улавливал в душе. Так надо. Так повелел сам Бог.
Так неужели Бог допустил этого человека до подобного греха?
Не верилось!
Уже виделось, как обрадуется царь, узнав о готовности войска к походу.
Ночью неожиданно наткнулись на большое скопление пеших и конных людей и скрипучих гружёных повозок. На головах у конников сверкали шлемы. На фоне звёздного неба, над островерхими шлемами, отчётливо прорезались многочисленные пики. Нетрудно было догадаться, что движется большой воинский отряд. Однако двигался он вовсе не к югу, не в направлении Ельца, как следовало бы ожидать, но в сторону Москвы, на север.
— Что это значит? — спросил Андрей преградившего ему путь всадника. — Куда путь держите?
Тот заметил на Андрее золотое шитьё кафтана и дорогую сбрую на Зубке, сдержанно отвечал:
— Там вот стрелецкий голова. С ним толкуй, боярин.
Стрелецкий голова сам поспешил на разговор.
— Кто таков? — спросил густым строгим басом, наезжая приземистым конём на вставшего на дыбы Зубка.
— Именем государя, — отвечал Андрей вопросом на вопрос, — почему направляетесь к Москве? Я боярин Великогорский. Из Ельца еду.
Стрелецкий голова попятил коня назад, озадаченно замолчал, возможно, его смутила было немногочисленная свита при человеке, о котором он, без сомнения, много наслышался. Но делать было нечего.
— Да я и не знаю, боярин, — признался он. — Таков приказ от князя Василия Ивановича Шуйского. Повернул нас и приказал идти к Москве на ночь глядя.
— Шуйский? — переспросил Андрей. — Шуйский правит царским войском?
— Бог их ведает, боярин. На всё воля царская. А мы люди подневольные. Нам приказывают. Да только Шуйский, сказывают, теперь у царя в почёте. Прежние грехи свои, сказывают, замолил.
Андрей не отвечал, а лишь пришпорил Зубка — и конь рванул с места.
К Москве приближались на рассвете.
Едва миновали какую-то сонную заставу, едва перекрестились на золотые маковки призаставской церкви, как предутреннюю тишину вдребезги разбили набатные звоны.
— Что это? — натянул поводья своего Дрозда ехавший рядом Харько.
Над московскими холмами вставало кровавое зарево, пробиваясь из-под плотных, на окоёме, туч. То ли всходило солнце, то ли начинался пожар.
— Пожар? — неуверенно сказали за спиною у Андрея.
А колокола уже бушевали надо всею Москвою.
Но зарево стояло над теми холмами, над которыми загорелось, и не распространялось.
И тут же раздался отчаянный человеческий гул. Где-то там, где угадывался Кремль.
— Нет! — тотчас решил Харько. — Это не пожар!
Страшная догадка пронизала сердце Андрея.
— Айда! — закричал он, не отдавая себе отчёта.
Огромная Москва сейчас напоминала собою поле невиданного сражения, уже распавшегося на отдельные очаги сопротивления, где сила сопротивления нисколько не снизилась, но ещё увеличилась в несколько раз.
Гром выстрелов раздавался то здесь, то там. Толпы народа с новым остервенением устремлялись в разных направлениях, так что Андрей никак не мог разобраться, куда ему следует направиться, где может совершиться что-то самое важное. Вместе с Харьком и своею малочисленною свитою, оставив повозки при заставе, он метался на Зубке по улицам взбудораженного Замоскворечья, продвигаясь по направлению к Кремлю, который прорезался из розового тумана на том берегу Москвы-реки.
Читать дальше