Виктор Поротников - Василий Буслаев

Поседел я весь от страха. Надумал схоронить кости тех, кого без погребения в лесу лежать когда-то оставил. Хоть и стар я, но места, где разбойничал, помню хорошо.

Родом я из Ладоги. В тех краях и промышлял ножом да топориком. За три года кости шестнадцати человек я похоронил и кресты на могилах тех поставил. Ну, думаю, теперь-то сжалится надо мной Всевышний. Да не тут-то было! В Юрьевом монастыре, где я последнее время обретался, однажды на всенощной молитве было мне явление ангела небесного. Чуть не помер я от страха, когда он крылами надо мной захлопал. Опустился ангел на алтарь и молвит, что простятся мне на небе грехи мои, коль поклонюсь я Гробу Господню в граде Иерусалиме. Сказал и исчез, будто его и не бывало.

Василий и его побратимы сидели, как оглушенные громом. Вот так старичок божий одуванчик! Даже голодный Пересмета про еду забыл.

Первым в себя пришел Потаня:

– Не боишься, дедуня, что помрешь в дороге?

– Да я с превеликой охотой, потому как устал от такой жизни! – признался бывший злодей. – Тридцать три хвори я в себе ношу, а умереть никак не могу. Не дает мне Бог кончины за грехи мои. Страдаю я душой и телом хуже Каина! Не возьмете меня с собой – согрешите, ибо не по своей прихоти я в Святую землю напрашиваюсь, но по слову посланца Божия.

Побратимы переглянулись между собой, потом их взоры обратились к Василию.

– Коль так, дедуня, оставайся с нами, – сказал Василий. – Кто знает, может, и от тебя нам польза будет.

Прошло три дня.

На дворе у Василия опять шумит сборище с самого утра, но уже не столь многочисленное. Из тридцати друзей-ушкуйников только половина надумала послужить мечом Господу. Среди них, кроме четверки побратимов, оказались братья Сбродовичи, Викула Шорник, белобрысый Ян, боярские сыновья Лука и Моисей Доброславичи. Зачислены в дружину были Пересмета и дед Пахом. Пришел и Худион.

Торжественный молебен отслужил «христолюбивому русскому воинству» владыка новгородский под сводами Святой Софии. Присутствовали на службе и родственники Буслаевых дружинников. Амелфа Тимофеевна украдкой утирала слезы краем платка. Опасное дело затеял ее непоседливый сынок, хотя и славное. Заплаканными были глаза и у прочих женщин, пришедших в храм. Подле своей госпожи стояла Анфиска, которая украдкой молила Бога о том, чтобы заронил Вседержитель в сердце Василия хоть самую малую искорку любви к ней.

После молебна епископ окропил святой водой мечи и плащи Буслаевых дружинников с нашитыми на них красными крестами. Вся дружина Василия и он сам поклялись на святом распятии поклониться Гробу Господню и омыться в священной реке Иордан.

Выходя из храма, Василий заметил возле одной из колонн центрального нефа одинокую женскую фигуру в белой накидке. Он сразу узнал эти дивные синие очи!

– Здравствуй, Любава, – сказал Василий.

Молодица не ответила, пропуская идущих мимо людей, потом промолвила негромко:

– Здрав будь, Вася.

– Мужа поджидаешь, что ли? – спросил Василий. – Так нету его вроде в моей дружине.

– Тебя ожидаю, – опустив глаза, проговорила Любава.

Они вместе вышли из прохлады каменного собора на летний зной и не спеша направились к мосту через Волхов, но не ближним путем, каким двинулись друзья Василия, а дальней улицей.

Анфиска, шедшая за Амелфой Тимофеевной, несколько раз ревниво оглянулась на удаляющуюся статную фигуру Василия, которого уводила за собой пригожая Улебова дочка.

«То к себе не подпускает, то сама за руку берет!» – сердито подумала служанка.

До самого дома проводил Василий Любаву. Дом ее мужа, отстроенный заново, был одним из лучших во всем Плотницком конце. Василий, оглядев новенькие тесовые ворота, похвалил добротное жилище кузнеца Григория.

– На твои ведь деньги муж мой отстроился, – заметила Любава. – Думаешь, я ничего не знаю. Не умеет хитрить мой Гриша.

Василий смущенно переступал с ноги на ногу.

– Я не сержусь на тебя, Вася, – продолжила Любава. – Знаю, от чистого сердца ты сделал это. Зайдем. Хочу Василису тебе показать, а то уйдешь ведь скоро в поход. Кто знает, свидимся ли еще…

Видя, что Василий колеблется, Любава взяла его за руку, крепко взяла. Покорился ей Василий и вошел в дом.

Девочку вывела нянька. Была она внешне очень похожа на Любаву, но кудри у нее были отцовские.

Василий присел на корточки и ласково промолвил:

– Здравствуй, Василиса.

Девочка смело приблизилась к нему. Ее нежное личико, озаренное сиянием синих глаз, излучало любопытство.