Виктор Поротников - Василий Буслаев

Вскоре около трехсот конных рыцарей во главе с королем отделились от христианского войска и затерялись в сгустившихся сумерках.

Василий разыскал нескольких своих дружинников и привел их к костру, разведенному умельцем Потаней. Он нашел Костю, Домаша, Пересмету и Якова Залешанина.

Вскоре отыскались еще около десятка ратников, среди которых оказались Викула Шорник и бывший поп Данила. Уже ночью вместе с последними отставшими крестоносцами в становище объявились Фома и братья Савва и Пинна Сбродовичи.

– Конрад ушел, – промолвил Василий, оглядев остатки своей дружины. – Мыслю, и нам надо уходить теперь же. Место здесь не чистое, да и сарацины поутру могут нагрянуть.

– Фридрих Швабский остался, и большинство рыцарей с ним, – неуверенно возразил Худион. – Конрада нам все равно не догнать, поскольку мы пешие. Так не лучше ли Фридриха держаться?

– Чтобы далее идти, передохнуть нужно, – сказал Потаня. – Пищи у нас нет, так пусть хотя бы отдых напитает нас силою перед новыми испытаниями.

Василий видел, что дружинники его измучены и не горят желанием немедленно двигаться в путь. Он не стал настаивать на своем и велел всем ложиться спать. Сам же отправился побродить вокруг стана. Ему хотелось восстановить в памяти чудесное явление призрака Евпраксии, спасшего его от неминуемой смерти. Василию хотелось поразмыслить над этим в одиночестве.

Затихший стан был похож на поле битвы – всюду вповалку лежали воины, сраженные беспробудным сном. Лишь ходили невдалеке караульные да позвякивали уздечками рыцарские кони, пасшиеся неподалеку.

«Неужели Евпраксия мертва? – размышлял Василий, раздвигая носками сапог тяжелые намокшие после дождя травы. – Ведь являются призраки только умерших людей. Тут что-то не так. Надо будет на обратном пути заглянуть в Царьград и разузнать о Евпраксии».

Василию хотелось поточнее вспомнить лик женщины-призрака, бесплотные очертания ее фигуры, но перед его мысленным взором неизменно вставал прекрасный образ живой Евпраксии, какой она запомнилась ему в часы их сладостных уединений. Василий вдруг отчетливо ощутил тепло нагого тела Евпраксии, запах ее распущенных по плечам волос, – память порой так беспощадна к человеку! – ему захотелось застонать от переполнившего его желания и собственного бессилия утолить это желание с обожаемой женщиной, далекой и недоступной для него сейчас.

Размышляя о Евпраксии, как о живой, Василий постепенно уверил самого себя в том, что она жива-здорова. А бесплотный образ ее скорее всего принял его ангел-хранитель. Такое тоже бывает.

Вернувшись к догоревшему костру, вокруг которого спали на земле его дружинники, Василий завернулся в мокрый плащ и устроился на примятой сырой траве, подложив под голову шлем и щит. Сон быстро одолел его.

Проснулся Василий оттого, что кто-то споткнулся об него. Он поднял голову и с трудом разлепил тяжелые веки. Все тело его ныло, словно по нему прошлись палками. Василия колотила дрожь.

Утро уже занялось. С востока тянуло прохладным ветерком.

Пробудившийся лагерь был полон суеты и какой-то всеобщей тревоги.

Воины разбирали оружие, надевали шлемы, облачались в плащи; отовсюду доносилось гудение множества голосов.

– Вставай, Вася, – сказал Потаня, сидевший у черного погасшего кострища и бинтовавший раненую ногу Худиону. – Фридрих приказал выступать.

Василий нехотя встал на негнущиеся ноги, покрыл голову шлемом, прицепил к поясу меч.

Пешие крестоносцы нестройными толпами шли по дороге, на вязкой глине которой отчетливо виднелись колеи от крестьянских повозок. Только рыцари выдерживали строй, их конные колонны двигались впереди и позади растянувшейся пехоты. Авангард возглавлял Фридрих Швабский. Арьергардом командовал граф Тюбингенский.

На этот раз русичи держались все вместе. Наиболее словоохотливые из них вели разговоры прямо на ходу. Сначала вспоминали всех своих погибших во вчерашней сече, кого и где настигла смерть от стрелы, копья или кривой сарацинской сабли.

– Без погребения остались лежать соратники наши, – вздыхал Даниил-расстрига, – и грех сей лежит не на сельджуках, а на нас.

– Ничего, – молвил Костя Новоторженин, – Бог даст, мы еще возвернемся и отплатим нехристям той же монетой. И братьев наших погребем по-христиански. Я слышал, король французский ведет свою рать на подмогу королю Конраду.

– А я, братцы, в долгу неоплатном перед Яном, – промолвил Пересмета. – Он меня от копья сарацинского собой закрыл. Мы и друзьями-то с ним не были. А поди ж ты, как в сече-то все обернулось! Тяжко у меня на сердце. Я ведь сирота, а у Яна отец и мать имеются, да еще две сестры младшие. Уж лучше бы меня то копье проклятущее закололо!