Ханна Кент - Темная вода

Это отец рассказал ей, что барашки на небе предвещают дождь и удачную рыбную ловлю, а ясный летний день — обманчив и может смениться грозовой ночью. Небо, учил отец, может стать другом, союзником, может предостеречь об опасности. Когда чайки начинают с криком кружить в воздухе, лучше не удаляться от берега, да и к дому надо держаться поближе.

Иногда до прибытия вежливых туристов, валом валивших в долину, чтобы отдать денежки продающим землянику девчонкам вроде Нэнс или лодочникам вроде ее отца и нанять экипаж до заросших тисами развалин аббатства Макрос, или когда мама, пережив очередную мучительную ночь, погружалась в сон, отец брал ее на озера.

— Посмотри-ка вверх, Нэнс! Видишь облака?

Нэнс помнила, как поднимала голову, щурясь на солнце.

— Что скажешь? Ведь правда же, они точь-в-точь как козья борода? Расчесанная козья борода!

Нэнс и сейчас чувствовала тот запах — глины и воды.

— Гляди, вот в той стороне борода темнее, верно? — Вынув весло из воды, отец указывает им на небо. — Вон оттуда-то и придет ветер. Сегодня придет. Крепкий ветер, попомни мое слово. А черный кончик бороды — значит, дождь там. Как думаешь, что нам делать, если на небе борода такая?

— Думаю, надо нам домой побыстрее плыть.

— Козел этот ничего хорошего нам не сулит. Джентльменов с женами сегодня не предвидится. Давай-ка к маме возвращаться.

Он любил озера, отец. И море любил. Выросший возле К орка-Х ыне, он говорил об океане так, как некоторые мужчины говорят о матери — с почтением и огромной, переполняющей душу любовью.

«В ясную погоду прилив морской словно шепчет — тихо и нежно. И море тогда спокойное, можно ему доверять. А вот если птицы морские рано поутру в гавань потянулись — это предупреждает море, чтоб оставили его в покое, не лезли. Баклан на скале ветер предвещает, а куда он смотрит, с той стороны и ветер налетит.

Люди по большей части слепы и не видят мира вокруг себя. А у тебя, Нэнс, гляжу, глаз хороший. Видишь все вокруг и примечаешь».

От двери донеслось покашливание, и Нэнс вздрогнула. Огонь в очаге погас, и на пороге стоял мужчина. А она и не слышала шагов.

— Кто там? — прохрипела Нэнс, поднеся ладони к лицу. Щеки были мокрыми. Неужто она плакала?

— Это Дэниел Линч, Нэнс. — Голос звучал взволнованно. — Я из-за жены к тебе пришел, из-за Бриджид.

Вглядевшись в сумрак, Нэнс узнала молодого мужчину, курившего на поминках Мартина Лихи.

— Я вот курицу тебе принес, — сказал он, указывая подбородком на бьющуюся под мышкой птицу. — Нестись она перестала, но в суп, думаю, тебе сгодится. Не знал я…

— Да ничего, спасибо. — Дрожащим пальцем Нэнс поманила Дэниела, приглашая войти. — Входи, сынок, и Господь да пребудет с тобою.

Дэниел нырнул под притолоку и сразу занял собой всю тесную лачужку с козой на привязи, сточной канавкой и Нэнс перед погасшим очагом. Перехватив курицу за ноги, Дэниел протянул ее Нэнс. Птица била крыльями, перья так и летели.

— Спусти ее на пол, мил человек. Ей ноги поразмять надо. Так-то лучше. — Нэнс поворошила угли. — Не передашь мне сухого дрока пучочек? Ага, спасибо. Значит, из-за молодухи своей пришел, из-за Бриджид. Той, что ребенка ждет. Как она, здорова ли?

Нэнс пододвинула к Дэниелу табуретку, и он сел.

— Она ничего. Только… — Он смутился и издал короткий смешок. — Не знаю, право, зачем я здесь… Пустяк это, только хозяйка моя по ночам чтой-то ходить пристрастилась.

Он глядел, как курица, перескочив через канавку, роется в сене.

— Ходит по ночам, говоришь? Не очень-то здорово для женщины в тягости. Попить хочешь? — Достав пустую кружку, Нэнс налила туда какой-то желтой жидкости из корчаги возле очага.

Дэниел, нахмурясь, разглядывал кружку:

— Что это?

— Да чай холодный. Успокоит тебя.

— Ни к чему мне успокаиваться! — возразил Дэниел, но отхлебнул из кружки: пахло травой.

— Давай выкладывай, Дэниел. Расскажи, что там твоя Бриджид.

— Не хочу я пугать, только странно она себя ведет, ей-богу, и ни к чему, чтоб судачить об этом люди стали.

— Говоришь, ходит по ночам.

Дэниел кивнул:

— Недавно проснулся я ночью, нет ее. И постель, с той стороны, где она спит, холодная. Брат мой у огня спит, так что маленькая комната — вся наша, ее и моя… Ну, глаза я протер и думаю: «Может, воды попить вышла, сейчас вернется». Жду. Долго жду, а ее все нет. Вышел — нет ее нигде. Брат спит, а дверь открыта, и холодом в нее тянет. Ищу, где накидка Бриджид, накидка на месте, на перекладине, где всегда, а платка ее нет. Тут я струхнул, испугался за нее, может, выкрал кто… Разные ведь истории ходят… — Голос его дрогнул, и он отхлебнул еще чаю. — Бужу я брата, спрашиваю, не видел ли Бриджид. Нет, не видел. Отправляемся мы с ним на поиски. Слава богу, ночь была лунная. Идем мы, идем, потом видим: платье ее на земле валяется. Проходим еще с милю, гляжу — что-то белеет… — Дэниел хмуро потеребил губу. — А это она. Лежит на земле, спит…