— Бес обуял тя, изгони его, изгони, Николаша, — обретешь рай небесный благодатью божьей…
Не решился в пекарню пойти Николка, кулаков побоялся крепких.
— Ложки отдай, паскуда!
И ушел опять в келию, и опять заперся, а спать ложился — попробовал, одет ли крючок на двери, на окнах задвижки закрыты ли, — боялся, что ночью ограбить придут, в последние дни и придут окаянные.
И в непогодь раннюю в августе, через двор конный крадучись, с котомкою ушел из монастыря Николка с приятелем в губернский к Феничке.
Письмо за два дня до ухода получил от Галкиной, и в письме написано: «Отец Николай, приезжайте, теперь можно — дядя согласен; не один, — с приятелем приезжайте, с отцом Афанасием, — скажите ему — и ему можно».
И написано было Николаю, чтоб не было подозрения в будущем на нее с Афонькою.
Подле станции под щитами товарного дожидали, когда на запасной поставят пропускать курьерский.
За двугривенный на площадке всю ночь тряслись, мокли до самого города.
Дождалась Гракина братца своего старшего Кирилла Кирилловича и тоже не решалась ему рассказать про напасть-беду, ждала минуты удобной, чтоб под дух попасть.
На Феничку тот глядел, глядел да и приметил неладное с ней.
— Что у тебя, Феня, неразделенная любовь или больна чем?
За обедом спросил. Алексей Кириллович усмехнулся, на сестру глянул и в полушепот, чтоб слышно было:
— Не могла в монастыре грехов отмолить…
Чуть не заплакала, скраснела девушка.
Антонина Кирилловна:
— Мне с тобой, Кирилл, поговорить нужно.
— Ну, так и есть — влюбилась племяннушка. Значит, на свадьбе гулять?!
Раскурил трубку с табачком душистым, перетерев его меж ладонями, и позвал в кабинет сестрицу.
Антонина Кирилловна, как вошла, — на что камень? — а прямо в слезы и не в бабьи, со всхлипами, а по-мужски заплакала — слеза за слезой из-под век покрасневших падала.
— Садись, говори, Тоня.
В кресло сел, по привычке ладонью по щекам провел — гладко ли выбрит. Спокойно ему рассказать хотела, а вышло вразброд; с одного на другое перескакивала, начала с середины, началом кончила, а про конец забыла:
— На даче в монастыре были. Прошлый год ездили. И опять поехали с Галкиной. Ты ее сам знаешь… С монахами погулять любит, а мне горе. За провизией на три дня домой ездила. Приехали мы — на лодке катались с монахами, один красивый был, молодой. Певчий.
— Ну, и Феня влюбилась в него?.. Это не горе еще, на то она и девчонка!
— Приехать к нам хочет, руки просить.
— Монах? Руки просить Феничкиной?! Ну и потеха.
— Да не это горе, не это, а то, что, понимаешь ты, Галкина не уберегла ее. Сама — в лес гулять, а девчонку оставила. Он и сманил ее покататься на лодке. Женой она ему стала.
— А это вот хуже. Женой монаха!..
— Он из духовного, не монах — послушник. Если б попросить кого — дьякона получить бы мог…
— Феничка — да дьяконица?!.
— Так научи, что делать. Любит она его… Понимаешь?..
— Подожди, подумаю…
И опять трубку набивать стал табаком душистым и прищурившись выпускал клубы — думал.
— Вот что не девушка она — плохо, жаль Феню. Милая девушка, фантазерка, а милая.
— Я бы выдала ее за Николая этого, пусть живут. Я напишу ему, пусть приедет.
— Пусть приедет. Интересно поглядеть на претендента из духовного звания в образе инока. Он, что же, семинарию кончил?
— Нет… Из училища. Хороший он…
— Ты сама не влюбилась ли?
— Тебе шутить только. Феня забеременела от него.
— Пусть приедет, посмотрим, а там видно будет. А с Феничкой я сам поговорю.
Улыбался когда — глаза щурились и огоньки загорались от затаенной мысли.
Проводил сестру, в себя улыбнулся, сощурился, провел по щекам ладонями, в кресло сел, ноги вытянул — думал.
Потом встал резко, к столу подошел, и в чековую книжку — десять тысяч вписал, позвонил в контору.
По лестнице стрелой прибежал секретарь снизу.
— Получите завтра и телеграфом «Европейская» Петербург, Михайловская. Техник приедет — поставит машины, до меня не пускать — сам буду. Через десять дней дома. Все. Подождите… Беговые мне заложить. На станции Степан лошадь примет.
И еще написал письмо. Полным титулом.
«Госпоже начальнице Л…ской гимназии.
Моя племянница Гракина к началу занятий явиться не может, ввиду осложнения аппендицита, требующего оперативного вмешательства.
Примите и прочее… К. Дракин».
Веселый из кабинета вышел и на старую половину, где не выходил ладан столетний и паутины дрожат по углам пыльным, а в коридоре от сундуков кованных махоркой с нафталином тянет и шуршат накрахмаленные юбки приживалки последней Евдокии Яковлевны. К Феничкиной подошел комнате.
Читать дальше