Когда он проснулся, почти рассвело. Кто-то стучал в дверь.
Он встал, натянул штаны, накинул халат и пошел открывать.
В дверях стояли два жандарма, а позади них мужчина в гражданском платье.
— Сэр Росс Полдарк?— спросил мужчина.
— Да?
— Мы можем войти? — спросил он уже по-английски.
Росс молча посторонился. Он испугался, что с Демельзой что-то случилось. Они вошли.
Человек в штатском протянул ему документ.
— Вот ордер на ваш арест.
Еще один мужчина стоял на лестнице, но входить не спешил.
Росс выглянул в окно. День выдался погожий, даже выглянуло холодное солнце.
— На каком основании?
— За шпионаж в пользу Бурбонов.
— Это нелепость. Я английский военный, приписанный к посольству.
— Мы знаем, за кого вы себя выдаете, месье. Если мы ошиблись, то, несомненно, полностью загладим нашу вину. Судебный следователь во всем разберется.
Росс провел рукой по подбородку, не бритому уже два дня.
— Я прикомандирован к посольству. У меня дипломатический иммунитет.
— Месье, находись вы в посольстве, то могли бы на это сослаться. Но сейчас вы на французской земле.
Росс проклинал собственную слабость: не стоило вчера ночью поддаваться усталости. Но едва ли это станет серьезной проблемой. Какое-нибудь судебное заседание, и все разрешится.
— Разрешите мне одеться.
— Разумеется.
У двери снова послышались шаги. На пороге стоял четвертый человек, Жан-Ламберт Тальен. В утреннем свете его лицо, казалось, имело оттенок потертой гинеи. Он снял глазную повязку и уставился в пол поврежденным глазом.
— Доброе утро, сэр Росс.
— Месье Тальен.
— Сожалею, что вы оказались в подобном положении.
— Сожалею, что позабыл о вас, — отозвался Росс.
— Да уж, — кивнул Тальен. — Именно. Неразумно обо мне забывать.
I
Апрель — месяц своенравный; очень часто всю зарождающуюся и расцветающую растительность уничтожают холодные и сильные ветра, но апрель 1815 года в Корнуолле выдался мягким и приятным, с дуновением легкого ветерка и редкими теплыми ливнями. Повсюду установилась благоприятная погода. Деревья в большинстве своем стояли голыми, не желая показывать листву, пока опасность не минует окончательно, но кустарники буйствовали. Корнуольская живая изгородь окружала новый дом Каррингтонов множеством разноцветных крохотных цветочков, а поля желтели чистотелом и одуванчиками.
Дом предполагалось построить из гранита, с крышей из сланца. Необычной формы, разработанной усилиями Клоуэнс, Стивена и мистера Джаго. Вход с торца, через крыльцо с гранитными столбами и сланцевой крышей, в длинный коридор с лестницами, ведущими в спальни. По левую сторону — дверь в гостиную, другая — в столовую; обе комнаты квадратные, с высокими потолками и эркерными окнами, обеспечивающими лучший вид на крутые склоны и вязы вокруг бухты Фалмута. Когда они смогут себе позволить, то построят террасу с балюстрадой, чтобы гулять чудесными вечерами и наблюдать за парящими чайками и маневрирующими парусниками.
В хорошую погоду Клоуэнс занималась попеременно то домом, который стал теперь высотой по пояс, то кораблями. Все три судна в эксплуатации, одно практически всегда стоит у причала, и приходилось заниматься погрузкой, разгрузкой, получать заказы, чинить мелкие поломки. В апреле Клоуэнс дважды вместе со Стивеном плавала на «Адольфусе» с грузом сланца в Дьеп, а с приближением лета с нетерпением ждала новых захватывающих путешествий. Как и мать, она никогда прежде не бывала во Франции, и тоже начала брать уроки французского. Куда веселей светской жизни в Пенрине и Флашинге за шитьем и рукоделием, с вечерами за картами или чтением позаимствованного экземпляра «Обозревателя».
Но события внезапно приняли дурной оборот. В середине марта Харриет показала ей передовицу «Таймс»:
«Вчера рано утром мы получили из Дувра важные, но прискорбные известия о гражданской войне, разожженной во Франции негодяем Бонапартом, чью жизнь неразумно пощадили союзные державы. Теперь же складывается впечатление, что этот лицемерный злодей, который в ходе трусливого отречения стремился избежать кровопролития в гражданской войне, отсиживался на Эльбе и плел тайные и изменнические интриги, чтобы организовать побег и вернуть когда-то принадлежавшую ему империю».
Местные газеты вскоре стали печатать подробности, и Клоуэнс начала волноваться за семью. Она знала, что Энисы тоже уехали. И лишь в середине апреля наконец получила от матери письмо.
Читать дальше