Уинстон Грэхем - Погнутая сабля [The Twisted Sword]

Росс подошел к дворцу со стороны улицы Ришелье. Улицы по-прежнему были очень тихими и пустынными, но, дойдя до площади Каррузель, он услышал отдаленный гул голосов, и вскоре ему уже приходилось пробираться через громадную толпу людей, в которой оказалось немало солдат, они переговаривались, ворчали, переминались с ноги на ногу и сбивались в группы, чтобы перекурить.

Он почти достиг ступеней дворца, когда понял, чего все ждут. Раздавшийся где-то вдали крик мгновенно разлился по толпе, наступая на него, как морская волна в Корнуолле. Причина этого шума надвигалась, принося с собой все больше звуков. Теперь во всем дворце сияли огни. Распахнулись окна и зажглись свечи.

К дворцу приближался открытый экипаж, окруженный сверкающей кавалькадой, которая, однако, мало напоминала официальную кавалерийскую процессию. Большинство всадников достали сабли из ножен и торжественно размахивали ими, крича во все горло. Росс прекрасно разобрал слова.

Карета со скрипом остановился, и кучер спрыгнул на землю. В дверях дворца появились приветственно кланяющиеся и машущие люди. Человек двадцать соскочили с коней и бросились к карете. Сидящий в ней маленький коренастый человек поднялся на ноги и вяло взмахнул рукой, приветствуя толпу. Его подхватили и уже через несколько секунд понесли на руках. Люди вокруг Росса кричали, как сумасшедшие.

Коренастого человека пронесли по площади к распахнутым дверям дворца. Его опустили на землю и помогли подняться по ступеням. Несколько раз махнув рукой, он исчез внутри. Россу показалась, что на губах Бонапарта играет спокойная, уверенная улыбка.

Карета выехала из Бурже в восемь часов утра двадцатого числа и направилась в Санлис. Они надеялись добраться до Сен-Кантена до темноты.

— Думаю, Росс никогда не простит меня за то, что я вовлекла его жену и детей во французскую политику, но поверь, предложив уехать со мной, я сделала это ради тебя.

— Да, не сомневаюсь.

— Ради тебя, но, честно признаюсь, и ради собственной безопасности. Но я понятия не имела, что меня попросят взять с собой месье Меньера.

Демельза взглянула на медленно плывущую за окном сельскую местность. Резкий солнечный луч пронзил густые облака, обещая долгожданный солнечный день. Белла играла в щелчки с Генри. Месье Меньер с прямой спиной сидел в своем углу, с заветной шкатулкой на коленях. Миссис Кемп заявила, что ночью не сомкнула глаз, а теперь дремала в уголке и не слышала разговор напротив.

— Когда стало ясно, что Бонапарт может войти в Париж, нужно было помешать ему захватить короля и королевскую сокровищницу. Короля Людовика могли бы взять в заложники, хотя кое-кто считает, что в этой ситуации он бы стал помехой. Но двух мнений о ценности королевских сокровищ быть не может. Бонапарт однажды уже закладывал их, чтобы профинансировать военную кампанию, ничто не помешало бы ему поступить так снова...

— Autre Fois le Rat de ville, — напевала Белла, забыв о тоске по отцу, — invita le Rat des champs.

— Это необходимый риск, — сказала Жоди. — Если бы короля предали и взяли в плен, драгоценности тут же оказались бы в руках Бонапарта. Мы до сих не знаем, да и не должны знать, в безопасности ли король, но Анри и другие решили, что разумнее незаметно вывезти драгоценности и переждать опасность. Время покажет, разумно ли это.

После этих слов в карете повисла тишина. Лишь Белла и Генри копошились в своем углу. Местность за окном выглядела опустевшей, холодной и безлюдной. Они проезжали мимо запертых и притихших домов. Даже в полях никто не работал.

— Преданные королю люди сбежали, чтобы сохранить ему верность, — заметила Жоди. — А те, кто поддерживает императора, бросились в Париж, чтобы поприветствовать его. Вот бы лошади бежали быстрее!

К утру они достигли Санлиса, где наконец-то получили возможность выйти, размять ноги и немного подкрепиться, пока меняли лошадей. К ним подошли конюх и трактирщик — угрюмый мужчина с неизменными оспинами. Пассажиры придерживались истории, что экипаж принадлежит леди Полдарк, которую сопровождают ее компаньонка, мадам Эттмайер, и секретарь, месье Ренар. Трактирщик обслужил их сам, сказав, что понятия не имеет, куда подевались остальные работники. Жоди притворилась, что выполняет поручение госпожи, и расспросила о самочувствии и местонахождении трех своих друзей из богатых домов Санлиса, но выяснилось, что все они уехали. Дома оказались пустыми и заколоченными. Карета доехала до следующей станции, в Эстре-Сен-Дени, где путешественники поужинали и снова сменили лошадей.