И, утверждая это, В. Татищев был до известной степени прав.
Пресловутый граф Татищев (брат б. начальника главного управления по делам печати) прославился в банковских сферах остроумнейшей по их взглядам финансовой комбинацией: он умудрился трижды получить с Соединенного Банкакуртаж по одной и той же сделке. Впервыйразкуртаж(20 тыс. руб.) был просто передан ему в конверте, в соображении его графского достоинства и уверенности в простой его корректности, которая обязывала графа формально подтвер|Ить получение. Ждать пришлось довольно долго, а когда попробовали намекнуть, то граф во всю силу своего благородства потребовал немедленной уплаты ему следуемых 20 тыс. руб., так как таковые им до сих пор не получены. Пришлось уплатить еще раз, на этот раз — под расписку. Тем не менее, вскоре граф потребовал 20 тыс. руб. в еще более резком тоне — нельзя же, мол, так манкировать денежными обязательствами. Кинулись к графской расписке, но она оказалась написана настолько неформально, что документом с точки зрения закона служить не могла.
Граф получил 20 тысяч в третий раз, но он этой эскападой сделал больше, чем просто прикарманил 60 тыс. руб, он в глазах биржевиков, скептически обычно относившихся к аристократам, примазывающимся к их компании, выдержал экзамен на достоинство первоклассного дельца и, действительно, в ближайшие же выборы блестяще проведен был на пост председателя правления Соединенного банка. А если к этому присовокупить, что сам банк этот в сущности был не более, как филиалом Deutsche Bank’a, то, с одной, стороны мы ясно представим себе физиономию этого дельца, с другой — поймем, что в глазах многих Татищев, действительно, мог быть желанным кандидатом на портфель министерства финансов.
Особый напор его на должность министра финансов, действительно, относится к концу (ноябрю — декабрю) 1915 и началу 1916 г., когда, поднеся семье Распутина 100 тыс. руб. (см. пятое показание Белецкого чрезвыч. следств. комиссии при Врем. Правительстве), В. Татищев настолько снискал к себе благоволение старца, что последний в самой категорической форме рекомендовал его Александре Федоровне, как единственно достойного преемника Барку, скомпрометировавшему себя в глазах царицы участием в коллективном заявлении, поданном некоторыми министрами Николаю II по поводу смены в. к. Николая Николаевича. И, насколько была настойчива рекомендация Распутина, видно хотя бы из того, как часто за эти месяцы возвращается б. царица к этой кандидатуре в своих письмах к мужу (см. т. III „Переписки" А.Ф. Романовой).
Во всяком случае, надо сказать, что в истории совета министров, сиречь, в истории Распутинских молодцов, был в этот период такой совершенно определенный момент, когда Татищев из аспиранта на министерский пост был единственным кандидатом и указ о назначении его был настолько уже готов к подписанию, что по городу обращалась острота журналиста Л. Львова:
— Ну, теперь будет украдено не только красное здание, что на Мойке, но и сама Мойка исчезнет без следа!
Впрочем, выше мы ограничили правоту Татищева в этом вопросе „известной степенью". Суть в том, что заставило графа отступиться от своего устремления в министры [38] В своем позднейшем письме Николаю II Татищев называл это „стремлением осуществить заветную мечту всякого верноподданного — приблизить себя к особе монарха".
и конечно, не состояние здоровья и не изменение взглядов на состояние „нашей финансовой политики" — взгляды Татищевых определяются тем или иным кушем, — вынужден был отказаться от своей мечты граф только потому, что ему изменил тот же Распутин, внезапно — по настоянию Мануса — вновь взявший под свою защиту блудного Барка.
И естественно было бы для Татищева, если бы он — и на самом деле усмотрев в Мануйлове новую силу при Распутине — вновь почувствовал, что силы к нему возвращаются и финансовая политика вовсе уж не так безусловна, — чтобы не могла измениться.
Во всяком случае И. С. Хвостов к этому добавил, что самое упоминание в статье имени Крестовникова показывает, что она могла относиться к концу июля, так как вскоре Крестовникову сделано было предложение занять крупный пост по министерству торговли, и он это предложение отклонил, о чем и было напечатано в „КоммерческомТелеграфе" от 8 августа.
И в июле — августе 1916 г., в связи, отчасти, и с отказом Крестовникова, на чье согласие многие надеялись, и дальнейшим утверждением двурушнической политики Штюр-мера и все большим проникновением Распутина во все ткани государственного организма, конечно, как указывал Мануйлов, могла снова возникнуть речь о Татищеве.
Читать дальше