Андрей Миколайчук - Уго Пилигрим

Жоффруа, не вытерпев, произнес.

— Может, поколотим его, все расскажет.

Его рука потянулась за дубиной.

— Вижу, вы серьезно настроены. А клялись защищать друг друга, не страшась смерти. Что теперь, забьете меня палками за то что я не хочу вам быстро рассказать, убивали Гвибердта или нет?

Друзья дружно закивали головами, кое-кто даже поднялся на ноги, окружая Уго.

— Ладно, но начну по порядку, а если будете торопить или перебивать, замолчу, тогда бейте, не бейте, слова из меня не вытянете.

— Мы согласны выслушать все, только ты говори побыстрее и по сути.

— Справедливо, — согласился с друзьями Уго.

— Папа призвал франков на священную войну за Иерусалим.

Эта новость на ребят не произвела никакого впечатления.

— Герцог Готфрид возглавит армию лотарингцев, все князья и бароны христианского мира ополчаются и готовятся к походу.

— Этого рано или поздно все ожидали.- Поторопил друга Ашамбо.

— Удар кинжалом нанес кто-то из паломников, но кто именно, Гвиберд не увидел.

Жоффруа вскрикнул, ударил себя по лбу ладошкой, потом стукнул обеими руками по коленям и вскочил на ноги.

— Я так и знал…

Он замешкался, подбирая удачное слово, но в образовавшейся паузе снова прозвучал голос Уго, и внимание от Жоффруа было отвлечено.

— У меня произошел сложный разговор с Гвибердтом, и скажу честно, до нашего отплытия из Паффоса я полностью поддержал бы идеи старика.

— А что теперь?

— Теперь я вспоминаю слова мудреца Насира. Здесь же живут обыкновенные люди, без рог на голове, которые любят, страдают, растят детей. Прийти вот так и сказать, что это наша земля, потому что мы наследуем Христа, который был Царем Иудейским. Не знаю…, правильно ли это?

— Я согласен с тобой, друг.- Ашамбо протянул руку Уго.

— Так мы будем воевать или нет? — Вспылил Жоффруа, как будто сейчас решался вопрос об их участии в походе.

— Мы обязательно будем воевать.

Уго взял его за плечи и пристально посмотрел в глаза.

— Мы будем воевать, только лишь потому, что мы воины и вскоре станем рыцарями. Нас к этому обяжет присяга. Но я не буду воевать, слепо повинуясь глупым призывам. Жаль, что мы с Веремидой толком не поговорили. Мне кажется, я только теперь начинаю понимать, что имел ввиду Насир, говоря слова о Справедливом Короле. Таким, наверное, был Христос, он призывал любить ближнего, а не брать оружие в руки.

— Ага, он же бог, ему никого бить и не надо, — подмигнул ангелам, те быстро расправились, хочешь, с одним негодяем, а хочешь, — с тысячью. У нас же так не получиться, — простодушно отметил Жоффруа.

— Помните историю с Содомом и Гоморрой?

Но никто не обратил особого внимания на слова мальчика.

— Давайте спать. Утро вечера мудренее. Больше нет никаких новостей, Уго? — Спросил Ашамбо.

— Нет.

Ребята распределили дежурство и разбрелись ночевать.

Уго лежал с закрытыми глазами. В воображении всплывали события прошедшего дня, и он никак не мог уснуть.

***

Ашамбо сел так, чтобы ему было неудобно держать равновесие. Тело находилось в постоянном напряжении, это помогало мальчику бодрствовать на посту. Он рассматривал звездный ковер, над головой складывая в уме новые события.

— Уго прав.- Думал мальчик.

— Странно как-то получается. Сейчас вокруг царит мир, никто ни о чем не подозревает, а в это время, за тысячи миль отсюда, старый беспомощный старик, таким он почему-то представлял себе Папу, — объявляет войну.

Мальчика с недавних пор очень беспокоил один вопрос. Как происходит, что слова, озвученные однажды голосом обыкновенного человека, обретает силу закона, которому впоследствии, добровольно, подчиняются тысячи людей?

Ашамбо вспоминал рассказы матери о том, как когда-то в их родном городе жила община евреев, тех самых родиной которых был Израиль. Они были богаты, успешно торговали и аккуратно придерживались собственных обычаев. Евреи, никогда не смешиваясь с другими народами, старались жить дружно с соседями и соблюдать установленные в городе законы. И вот, в один день, кто-то объявляет их преступниками, обвинив в том, что это они якобы продали и распяли Христа. Тогда, за одну ночь богатый и красивый квартал превратился в руины, женщин, детей, стариков беспощадно порубили мечами, а взрослых мужчин, которые сопротивлялись, сожгли.

Ашамбо с невероятным усилием пытался понять, как сам Христос позволяет обыкновенным людям, мирно живущим друг с другом сегодня, завтра драться насмерть, прикрываясь его именем.