Конечно, до завершения строительства было еще далеко. Лишь половину комнат можно было считать пригодными для жилья. Джефферсона ранили жалобы Марты на постоянные сквозняки, на протекавшую крышу, на чад, поднимавшийся из кухни. Но он призывал ее смотреть вперед и разделять его мечты о множестве гостей, друзей, родственников, которые вскоре заполнят музыкой и смехом их горное обиталище.
За конюшней начиналась тутовая аллея; невольничьи хижины, увенчанные дымками, тянулись под деревьями неровными рядами. От них во все стороны расходились следы работников, с утра отправленных управляющим на разные задания. Работы хватало всем и зимой: прокладывать новую дорогу в Шедвел и Шарлотсвиль, заготавливать дрова, варить мыло, ремонтировать мост через Риванну, копать второй колодец, выпиливать бруски льда из замерзшего пруда для летнего погреба. Он также всерьез обдумывал завести в ближайшем будущем мастерскую по производству гвоздей.
Но вообще-то душа его не лежала к промышленным затеям. Ему мечталось, чтобы мануфактуры с рядами ткацких станков, угольные шахты, корабельные верфи, выплавка чугуна и стали оставались уделом Европы. Земледелие — вот священное занятие, которое должно сделаться основой процветания Америки. А все необходимые плоды тяжелых фабричных трудов можно будет получать из-за океана, посылая взамен пшеницу, рожь, картофель, лен, хлопок, табак, коноплю.
Он решил спуститься в сад и проверить, как гранатовые саженцы перенесли первые заморозки. Тропинка шла через небольшую открытую площадку, посредине которой на перекладине висел медный колокол, сзывавший по утрам невольников на раздачу заданий. В тихую погоду звон его долетал даже до Шарлотсвиля. Разгадать тайну распространения звука в воздухе — это принесло бы не меньшую славу, чем открытие электричества в атмосфере, сделанное Бенджамином Франклином. Иногда Джефферсону казалось, что каждая частица творения таит в себе миллион сверкающих тайн, упрятанных под коркой привычного и обыденного. Загадочно звездное небо над головой, но загадочен и каждый миллиметр холодного воздуха, обтекающего лицо. Как в нем могут уживаться — пересекаться — сливаться, не оттесняя друг друга, — лучи света, волны звука, силы тяжести, магнитные линии? Непостижимо.
Саженцы перенесли холода неплохо — он был доволен. На обратном пути увидел, как из хижин посыпалась негритянская ребятня, затеяла перестрелку высохшими желудями. Сын Бетти Хемингс, восьмилетний Джеймс, опустившись на четвереньки, с лаем гонялся за младшей сестренкой вокруг столбов, на которых лежала перекладина с колоколом. Черты старого Вэйлса проглядывали в его лице так ясно, будто кто-то сделал слепок с мертвеца и просто обтянул его свежей светло-коричневой кожей.
Год назад, сразу после смерти отца, Марта настояла, чтобы Бетти Хемингс с потомством переехала в Монтиселло. И в те же месяцы Джефферсон купил супружескую пару невольников: Большого Джорджа и его жену Урсулу. Это обернулось спасением для маленькой Патси Джефферсон. Потому что первые месяцы после рождения жизнь ее висела на волоске. Простуды, понос, температура, кашель непредсказуемо сменяли друг друга, и врачи не могли найти причину. У Марты явно не хватало молока для ребенка. А приехавшая Урсула как раз кормила новорожденную дочь. Она просто приложила Патси к другой груди, и чудо случилось — девочка начала поправляться на глазах. Вид Урсулы, выпроставшей из расстегнутого платья две шоколадные дыни, чем-то напоминал Джефферсону древнеримскую богиню плодородия Помону, виденную им в альбоме гравюр, присланном из Милана. Но две припавшие к соскам детские головки — черноволосая и светловолосая — разрушали античный образ, переносили сцену в горячий сегодняшний день.
Марта рассказала ему, что у Бетти Хемингс было уже четверо детей от черных отцов, когда она стала наложницей владельца плантации. Вэйлс к тому времени потерял одну за другой трех жен и не надеялся, что какая-нибудь белая дама рискнет стать четвертой. Бетти была дочерью невольницы, изнасилованной капитаном Хемингсом во время перевозки партии рабов из Африки. Так что в детях, рожденных ею Вэйлсу, была только четвертинка негритянской крови.
К вечеру из Шедвела вернулся Юпитер. Воздевая руки к потолку, он стал рассказывать хозяину о том, что слабоумная Элизабет, похоже, совсем утратила остатки разума. Она убегает от всех, кто пытается к ней приблизиться, прячется в темных углах, наваливая на себя одеяла и подушки. Действие чьего-то дурного глаза налицо — в этом не может быть никакого сомнения.
Читать дальше