Том Холт - Козлопеснь

— Как твоя бедная голова? — проворковала она. — Очень болит?

— Нет, — хмуро ответил я. Ремешок лопнул и я сбросил сандалию.

— Не возражаешь, если мы чем-нибудь закроем вот это , — сказала она, указав на груду доспехов, увенчанную шлемом. — Выглядит так, как будто кто-то подсматривает.

Тут она попала в точку. Я набросил на шлем плащ и присел на кровать.

— Мне погасить свет? — прошептала она. Я кивнул и стянул тунику через голову. Она облизала пальцы и щипнула фитилек — раздалось тихое шипение. По какой-то непонятной причине я почувствовал себя совершенно несчастным.

— Иди сюда, — сказала она.

Я забрался в постель. От нее исходил очень слабый запах пота.

— Мой двоюродный брат Архестрат бывал на Самосе, — сказала она.

— Да?

— Его кто-то укусил. В конце концов пришлось отпилить ему стопу.

Я набрал побольше воздуха и повел рукой, рассчитывая в конечном итоге обнять ее за плечи.

— Ой, — сказала она.

— Извини.

— Это было мое ухо.

Я отвел руку и положил ее на подушку.

— А теперь ты прищемил мои волосы, — сказала она. — Ты определенно умеешь создать у девушку нужный настрой.

— Наверное, лучше нам зажечь лампу, — предположил я.

— Нет, — твердо сказала она. — Лучше не надо.

— Конечно.

— Тут по всей постели розовые лепестки, — сказала она через некоторое время.

— Это ведь традиция такая, разве нет?

Она фыркнула.

— Может быть, в твоей семье и так, — сказала она. — Не мог бы ты их смести?

— Я зажгу лампу.

— Как хочешь.

Я всегда плохо управлялся с кремнем и огнивом, и к тому моменту, когда загорелся свет, в комнате образовалась ощутимая атмосфера враждебности.

— Так, — сказал я. — Теперь давай разберемся с лепестками.

— Забудь, — сказала она и порывисто заключила меня в объятья, словно пловец, решивший наконец бросится в холодную воду. Рот мой в этот момент был открыт и я почувствовал, как ее подбородок вошел в контакт с моими зубами. Она отодвинулась и сказал:

— Боже, какой же ты неуклюжий. Чем ты вообще думал?

— Извиняюсь, — пробормотал я. Моя нижняя губа тоже пострадала в столкновении, и когда она поцеловала меня, я вздрогнул.

— Ну и ладно, — сказала она, скрестив руки на груди.

— Не надо так, — сказал я, но при этом почувствовал непонятное облегчение, как после слов учителя: ты определенно сегодня не готов, не так ли? Садись, мы выслушаем того, кто готов. — В тот момент в Федра как-то подрастеряла свою привлекательность.

— Я встречала неуклюжих типов, — продолжала она. — Но ты хуже их всех, ты знаешь это? Ведь этот день должен был стать счастливейшим в моей жизни. Это какая-то шутка.

— Я извиняюсь.

— Ты жалок, — прошипела она сквозь зубы. — И бога ради, закрой свой рот. Ты выглядишь, как дохлый тунец.

— Ох.

Она закрыла глаза.

— И о чем ты вообще думал, когда потащил меня вот так в дверь? Любой разумный человек догадался бы, что я обязательно оступлюсь, особенно в этих дурацких свадебных сандалиях. А теперь все вокруг будут говорить, что я неудачлива, и служанки будут винить меня всякий раз, как скиснет молоко.

— Я не верю во всю эту чепуху, — произнес я успокаивающе.

— А я верю, — резко ответила она. — Полагаю, ты и в богов не веришь.

— Нет, верю.

— Я слышала другое, — пробормотала она. — Я слышала, что ты якшаешься с Эврипидом, которые считает богов состояниями ума или чем-то вроде того, и думает, что Елену Троянскую увезли в Египет перед Троянской войной. Совершенная чепуха!

У меня возникло ощущение, что я что-то пропустил.

— При чем тут вообще Елена Троянская? — спросил я.

— Ты веришь в богов или нет?

— Ну конечно, я верю в богов. Федра, это наша первая брачная ночь.

— О, до тебя наконец дошло? Что ж, прекрасно .

Я положил руку ей на плечо. Она сняла ее двумя пальчиками, как паука.

— И кем же это надо быть, — продолжала она, — чтобы отправиться на военную службу в первый же день семейной жизни? Когда мне сказали, я просто не поверила. Я подумала, это шутка, честное слово.

— Но уж это-то совсем не моя вина? — сказал я. Мне казалось, что я спорю с пятью разными людьми и со всеми о разном.

— Давай кое-что проясним, — сказала она. — Никакой этой чепухи не будет, пока ты не вернешься, и это мое последнее слово.

— Чего именно?

— Ты меня слышал. Если ты думаешь, что ты можешь меня обрюхатить, сбежать и погибнуть, валяя дурака на Самосе, и оставить меня растить твое ужасное дитя...

— Федра...

— Я свободнорожденная афинянка, а не племенная кобыла. Ты завещание составил?