Рафаэль Сабатини - Красная маска

Я объяснил это тем, что, как мне было известно, кардинал в гневе редко повышал голос, а скорее понижал его, в то время как Андре, осознавая моё соседство, возможно, прилагал старания утаить свои заверения от моих ушей.

В конце концов дверь открылась, и появилась фигура, облачённая в чёрное домино, капюшон которого так низко был опущен на лицо, что я не смог увидеть, надета маска или нет.

За ней вышла ещё одна фигура, облачённая похожим образом, и так всецело скрывало домино очертания фигуры, что я не знал, кто кардинал, а кто камердинер, потому что оба они были более или менее одного роста. По той же причине невозможно было распознать, мужчины были это или женщины.

– Вы здесь, Кавеньяк? – прозвучал голос Мазарини.

– Здесь, ваше преосвященство, – воскликнул я вскакивая.

Говоривший повернулся лицом ко мне, и пара глаз сверкнула на меня через прорези алой маски.

Мгновение я стоял ошеломлённый, как только представил себе опасность, которой он таким образом подвергается.

Затем, вспомнив, что на нём кольчуга, я в душе немного успокоился.

Я взглянул на другую молчаливую фигуру, стоявшую рядом с ним со склонённой головой, и мне захотелось узнать, что же происходит. Но мне не дали терять время на размышления, ибо, как только я поднялся, кардинал сказал:

– Ну, Кавеньяк, надевайте свою маску и пойдём.

Я повиновался ему с той расторопностью, которой меня научили двадцать лет военной службы, и, бросившись открывать дверь приёмной, первым прошёл через неё к некой панели, с которой был хорошо знаком. Тайная пружина сразу отреагировала на моё прикосновение, и панель повернулась, обнаруживая крутой и узкий лестничный пролёт.

Мы быстро направились вниз, Андре – первый, ибо я побеспокоился обезопаситься от толчка сзади, что привело бы к сломанной шее. Я следовал за ним по пятам, в то время как кардинал замыкал шествие. Внизу я открыл ещё одну потайную дверь, и, пройдя через неё, мы очутились в вестибюле бокового и редко используемого входа во дворец Мазарини.

В следующее мгновение мы стояли на тихой и безлюдной улице.

– Посмотрите, Кавеньяк, ждёт ли карета, – сказал кардинал.

Я поклонился и собирался выполнить его распоряжение, но, положив руку на моё плечо, он сказал:

– Когда мы приедем в Лувр, вы последуете за мной на расстоянии, чтобы, находясь слишком близко, не возбудить подозрения, и, – добавил он, – ни в коем случае не заговаривайте со мной. А теперь идите за каретой.

Я быстро пошёл на угол Рю Сент-Оноре (улицы Святого Гонория) , где обнаружил ожидающий нас старомодный экипаж, какими пользуются богатые горожане.

Свистом я разбудил полусонного кучера и, сурово велев ему быть наготове, вернулся к его преосвященству.

В молчании я последовал за двумя фигурами в масках по тёмной скользкой улице, ибо днём шёл дождь и булыжники были мокрыми и грязными. Старик кучер стоял в стороне, пока мы усаживались, нимало не представляя себе, что глаза, которые пристально осмотрели его из-под алой маски, принадлежали всемогущему кардиналу.

Он стегнул своих лошадей, и мы двинулись со скоростью улитки, в избытке сопутствуемые громыханием и тряской, особенно досадными для того, кто, как я, привык к седлу.

Однако поездка в Лувр не была длинной, и вскоре я был выпущен на волю, поскольку карета замерла, как обычно, в переулке.

Выйдя, я протянул руку кардиналу, но, оставив это без внимания, он тяжело ступил на землю без посторонней помощи следом за Андре, за которым я усердно наблюдал, чтобы мошенник не попытался сбежать.

Я следовал за ними на расстоянии примерно четырёх туазов, как мне было приказано, недоумевая по дороге, каков же мог быть план действий у кардинала.

Мы протолкались через шумную толпу черни, жаждавшей увидеть причудливые маскарадные костюмы, которой дюжина королевских гвардейцев с трудом не давала запрудить боковой вход, используемый только привилегированными особами.

Было около полуночи, когда мы вошли в бальную залу. Его величество, как я узнал, уже удалился, почувствовав лёгкое недомогание; вот почему я заключил, что если готовился какой-то серьёзный заговор, то удар, которому в противном случае помешало бы присутствие короля, ничто долее не могло удержать.

Едва мы продвинулись на дюжину шагов, как моё внимание было привлечено высоким худым человеком с хорошей осанкой, одетым в наряд шута времён Генриха Третьего или Четвёртого.

На нём была чёрная бархатная туника, доходившая до колен, с капюшоном, увенчанным рядом колокольчиков; спереди она была распахнута, открывая взору дублет из жёлтого шёлка в частую красную полоску. Соответственно один чулок у него был красным, а другой – жёлтым, и обут он был в длинноносые башмаки из недублёной кожи.