Дмитрий Иловайский - Куликовская победа Димитрия Ивановича Донского

Приблизясь к Дону, Димитрий Иванович остановил полки и расположился на месте, называвшемся Березой, где и подождал отставшую пешую рать. Тут явились к нему дворяне Петр Горский и Карп Александрович, присланные боярином Меликом с добытым языком, т. е. с захваченным в плен татарином, который оказался из свиты самого Мамая. Под угрозой жестокой пытки начали допрашивать его и узнали следующее. Мамай стоит уже на Кузьминой гати, но подвигается вперед медленно, ибо все ожидает Олега рязанского и Ягайла литовского; о близости Димитрия московского он пока не ведает, полагаясь на грамоты Олега, который уверял его, что московский князь не отважится выйти навстречу. Однако можно было полагать, что дня через три Мамай перейдет на левую сторону Дона.

В то же время пришли вести и с другой стороны; Ягайло, шедший с литовским войском на соединение с Мамаем, стоял уже на берегах реки Упы у Одоева. Только об Олеге рязанском не имелось никаких положительных сведений: неизвестно было, что он намеревался предпринять и даже где он тогда находился. Московитяне проклинали его как изменника и предателя Русской земли. Но последнее было не совсем справедливо. Рязанский князь хлопотал главным образом о собственной земле, старался избавить ее от нового нашествия татарских полчищ, а потому изъявлял притворную преданность Мамаю и сносился с Ягайлом. Но в самом деле он под разными предлогами не шел к ним на соединение и не давал ни тому ни другому верных известий о походе московского князя. Вероятно, Олег и сам не знал, к какой стороне окончательно пристать и на что решиться в таких затруднительных обстоятельствах. Но как бы то ни было, по некоторым признакам он именно способствовал тому, что Мамай медлил за Доном, а Ягайло потерял много времени у Одоева.

Димитрий Иванович начал совещаться с князьями и воеводами. «Где давать битву? — спрашивал он. — Дожидать ли татар на сей стороне Дона или перевозиться на ту сторону?»

Мнения разделились. Некоторые голоса склонялись к тому, чтобы не переходить реку и не оставлять у себя в тылу Литву и рязанцев: в случае неудачи легче будет отступить и уйти в свою землю. Но другие были противного мнения, в том числе и братья Ольгер-довичи, которые с особою убедительностью настаивали на немедленной переправе за Дон. «Если останемся здесь, — рассуждали они, — то дадим место малодушию. А если перевеземся на ту сторону Дона, то крепкий дух будет в воинстве твоем. Зная, что отступить и бежать некуда, что остается только победить или лечь костьми, воины будут сражаться мужественно. А что языки (вести) страшат нас несметною татарскою силою, то не в силе Бог, но в правде». Приводили также Димитрию известные по летописям примеры его славных предков: так, Ярослав, переправляясь за Днепр, победил окаянного Святополка; Александр Невский, перейдя реку, поразил шведов.

Напомнили и необходимость предупредить соединение Ягайла с Мамаем.

Великий князь решительно принял мнение Ольгердовичей и поощрял более осторожных воевод такими словами: «Любезные друзья и братья. Ведайте, что я пришел сюда не за тем, чтобы на Олега смотреть или реку Дон стеречь, но дабы Русскую землю от пленения и разорения избавить или голову свою за всех положить; честная смерть лучше плохого живота. Лучше было бы мне нейти против безбожных татар, нежели, пришед и ничтоже сотворив, воротиться вспять. Ныне же пойдем за Дон и там или победим и все от гибели сохраним, или сложим свои головы за святые церкви, за православную веру и за братию нашу христиан».

На решимость Димитрия немало подействовала и полученная перед тем грамота от игумена Сергия. Посылаемые от великого князя на Москву гонцы извещали его супругу, духовенство и оставшихся бояр о походе русской рати. Преподобный игумен справлялся о ней с горячим участием и прислал великому князю грамоту, в которой вновь благословлял его на подвиг, побуждал биться с татарами и обещал победу. «Чтобы еси, господине, таки пошел, — писал он. — А поможет ти Бог и пречистая Богородица». С грамотою Сергий прислал Димитрию и освященный хлебец и просфору.

7 сентября, в пятницу, накануне праздника Рождества Богородицы, русское войско придвинулось к самому Дону. Великий князь велел нарубить дерев и хворосту в соседних дубравах и наводить мосты для пехоты, а для конницы искать бродов, что не представляло больших трудностей, так как Дон в тех местах еще близок к своим верховьям и не отличается ни шириною, ни глубиною своего течения.